А еще на крыльце сразу видно бывает, кто из бояр к князю ближе, а кто дальше. Когда князь, по каким-то торжественным случаям на крыльце восседает, то бояре на ступенях стоят — ближники повыше, остальные пониже. Тебе, кстати, крепко подумать придется: кого выше ставить — ближников своих или наставников Укудемии. Гляди: тут и уважение надо выказать, и степень каждого из начальных людей простому народишку показать, и не обидеть никого! Так что, думай!
«Ага! Вот откуда термин «вышестоящий» появился! И «служебная лестница», надо понимать, из этого же обстоятельства произрастает. А ведь, действительно, как-то народ расставлять придется… «табель о рангах», туды ее!».
— Теперь дальше. — Сучок добавил к своему чертежу еще несколько линий. — С крыльца прямо в хоромы попасть невозможно, для этого надо по гульбищу пройти. Вот, смотри: помост, вроде, как на заборолах у вас, идет по всей передней стене второго яруса. Бывает, что и не только по передней стене, а и вокруг всего здания… это уж, как ты сам решишь. Снизу его столбы поддерживают, а сверху, на таких же столбах над ним крыша… ну, и перила, конечно, по всей длине, чтобы не сверзился никто.
Вот на гульбище-то княжьи ближники целый день и толкутся, если, конечно, князь их в хоромы с каким-нибудь делом не призовет. Тут они промеж себя шушукаются, всякие хитрости задумывают, договариваются, ссорятся, мирятся, дела обсуждают… много всякого. Заодно и покой княжий берегут — кого попало к князю не допускают, а случись беда, собой князя от ворога заслонят.
Хе-хе… — Сучок неожиданно ухмыльнулся. — Погоды-то у нас, сам понимаешь, всякие случаются, а гульбище всем ветрам открыто, разве что, только от дождя крышей прикрывается, от того у бояр привычка завелась во всякое время в шубах ходить. Иной так в гордыню боярскую занесется, что и летом, в самую жару, в шубе преет, чтобы все видели — боярин! Придурки, прости Господи.
«Ага, вот, значит, как шуба стала чем-то, вроде придворного мундира! А что? Дорогой мех, покрытый не менее дорогой импортной тканью, да еще с каким-нибудь золотым или серебряным шитьем, не слабее камергерского мундира будет. И никакие они не придурки — одежда в сословном обществе работает, как удостоверение личности, даже покруче будет, «корочки-то» издалека не видно, а прикид сам собой в глаза бросается. Интересно, а если гульбище застеклить, что они придумают? Так и будут в шубах париться, или иные знаки отличия изобретут?».
— Так вот, боярич, если начинается «место власти» с крыльца и гульбища, то самая суть его в сенях! Это в простых домах сени ладят для сохранения тепла, да для того, чтобы сразу с улицы в жилье не лезть, а в княжих хоромах, да у бояр, что поважнее, сени для другого предназначены. На сенях князь пиры устраивает, послов принимает, боярскую думу собирает или совет с малым числом ближников устраивает. Здесь же и княжий стол находится — помост такой возвышенный над полом…
— Да знаю я, что такое стол…
— Не перебивай! — Сучок сердито ткнул чертилкой в землю. — Спросил совета, так слушай, я зря не болтаю! Стол, значит… а на столе столец — седалище княжеское, навроде кресла, что ты измыслил, только попроще будет. Ты, вот, если деду твоему понадобится к князю Туровскому подольститься, возьми да и присоветуй ему, чтобы кресло князю привез. Князь Вячеслав, сказывают, телом излиха дороден, а такие люди любят с удобством восседать, вот и удоволите владыку своих земель! Еще бы узнать, какое у Вячеслава знамя, так можно было бы его на спинке кресла вырезать… или же знамя Рюрика — атакующего кречета — тоже почетно.
— Да! — подхватил мысль Мишка. — Можно еще и для княгини кресло чуть поменьше изготовить!
— Ну, не знаю… — засомневался Сучок — я тебе для чего про стол и столец рассказывать взялся? Потому, что столец — единственная постоянная мебель на сенях, а все остальное сменное. Надо устроить пир — соорудили столы на козлах, надо боярскую думу собрать — натащили скамей для бояр, надо принять послов — вынесли все, сидит один князь, остальные стоят, надо посоветоваться с ближниками — поставили небольшой стол и скамьи вокруг него, притащили напитки да закуски… еще всякие разные случаи бывают, и все это на сенях происходит. Из-за этого сени делаются как можно больше просторными — во всю клеть.
Окна в сенях устраивают большими, не только для света, но и для воздуха, а то, ведь, бывает, что на пиру несколько десятков мужей соберутся, выпьют-закусят, да так надышат… и прочее, что в волоковые окошки[10] этакий дух и не пролезет! Ну а на ночь, или в непогоду эти окна ставнями закрываются.
«М-да, симбиоз актового и банкетного залов с кабинетом и совещательной комнатой. Вот тебе и сени! Пожалуй, звание «сенной боярин» соответствует примерно чину тайного или действительного тайного советника, а «сенная боярыня» — ну, никак не ниже фрейлины».
— Слушай, старшина, а ты-то откуда это все знаешь? — Заинтересовался Мишка. — Можно подумать, что ты сам боярином у князя был…
— Можно подумать, — передразнил Сучок — что в княжьих или боярских хоромах пожаров не случается, что не ветшают они или не перестраиваются!
— Да, верно… это я как-то не подумал…
— Да неужто тебе дед этого не рассказывал? — удивился Сучок. — Он же по молодости при князьях покрутился вдоволь!
— Рассказывать-то рассказывал, но у него взгляд-то на эти дела воинский, а у тебя строительный, чувствуешь разницу?
— Воинский, воинский… — сердито проворчал Сучок — Только и мыслей, что разломать или поджечь, а попробовали бы хоть раз что-то выстроить…
— Ладно, старшина, не ворчи! — примирительно произнес Мишка. — Когда, никогда, а жениться мне все равно придется, вот и терем сгодится, а пока мы туда девиц поселить можем, чтобы, значит, у них постоянное место в крепости было. Глядишь, им с верхотуры-то по ночам к парням шастать труднее будет…
— Ага, рубить-колотить, так ты их и удержал! Дело молодое, природа своего требует…
— Ну, тебе виднее… молодое дело или не молодое, сам-то в Ратное за тем же самым мотаешься… бешеной собаке семь верст не крюк, как говорится…
— Ты не в свое дело-то не лезь! — взвился Сучок. — Молод еще меня попрекать! Говорим о стройке, рубить-колотить, так о стройке и говорим! И нечего тут…
— Да будет тебе, старшина! Что ты, как кипятком ошпаренный? Ходишь и ходишь, кто тебе запретит? И не попрек это вовсе… Радуюсь за тебя, женишься — сам первый тебя поздравлю! Такого мастера, как ты, еще поискать, а через женитьбу ты у нас ведь и насовсем остаться сможешь…
— Женишься… — Сучок, вдруг, как-то весь опал, словно из него выпустили воздух. — Кто ж за закупа пойдет…
— Выкупишься, мы же договорились обо всем! Или не поверил мне?
— Поверил, не поверил… — Сучок отвернулся от собеседника и заговорил в сторону, ковыряя чертилкой сиденье скамьи. — Я чего только не передумал, когда весть дошла, что воевода тебя из старшин разжаловал… Гвоздь так и сказал: «Не будет Михайла старшиной — не быть и нам вольными». А потом опять весть пришла, что тебя под стрелы попасть угораздило — чудом жив остался… — голос плотницкого старшины дрогнул — ты, сопляк… ты хоть подумал, у скольких людей жизнь поломается, если тебя не станет? Других поучаешь, а сам…
«А ведь и вправду, сэр Майкл, сколько людей на вас завязано? Просто на одно ваше существование и на реализацию ваших планов! Случись что, и как им дальше жить? Это ж не ТАМ — накрылась фирма, другую работу нашли. ЗДЕСЬ работа с жизнью гораздо жестче связана — зачастую, работа или служба и есть жизнь! Блин, сколько же нервных клеток Сучок и его артельщики сожгли, пока вас из похода за болото дожидались? Да и не только артельщики… вместе с «курсантами», почти две сотни народу в крепости обретаются, и все, так или иначе, от вас, сэр, зависят. Вот тебе и феодал-эксплуататор… в их понимании, чуть ли не отец родной. Да… дела».
10
Волоковые окошки служили не столько для освещения, сколько для вентиляции. Они задвигались — «заволакивались» — специальными дощечками, двигавшимися в пазах