Мишка отбежал в угол, где Немой готовился к своему выходу.
— Андрей, работаешь с Демкой, а я пока попробую этого обалдуя в чувство привести.
Подхватив подмышки совершенно впавшего апатию Кузьму, Мишка втащил его на улицу и принялся тереть ему лицо снегом. Кузька не реагировал, тогда пришлось закатить ему пару затрещин.
— Ой, Минька…
Снова растирание снегом.
— Минька! Не надо, больно!
— Слышишь меня? — Мишка потряс Кузьму за плечи.
— Ты чего, озверел?
— Слышишь меня?
— Да слышу, слышу, всю морду…
— Встать!
— Да ладно тебе…
Подзатыльник.
— Ой, ты че…
— Встать! — Мишка уже не говорил, а рычал.
— Ну, встал…
— Кувырок вперед! Быстро!!! Еще один! Еще! Кувырок назад!
— Ты чего, Минь… Да делаю уже!
— Еще! Встать на руки! Стоять! Стоять, я сказал!!! Теперь встал на мост! Поднялся! Пошел колесом! Еще! Еще! Очухался?
— Да все уже, Минь, все!
— Только попробуй мне еще раз дураком выставиться!
— Все, Миня, все, я больше не…
— А больше и не надо, хватит уже. Пошли работать.
В амбаре Немой как раз заканчивал демонстрировать искусство работы с кнутом. Демьян стоял раскинув руки крестом. Два небольших огарка свечи стояли у него на ладонях, третий — на голове. Немой трижды взмахнул кнутом: щелк, щелк, щелк — все три свечки погасли, Демка не вздрогнул, не моргнул.
Мишка подхватил приготовленное бревно толщиной с икру взрослого мужика, рыкнул на Кузьку, чтобы тащил козлы и побежал на середину круга. Уложил бревно на козлы, отбежал в сторону. Немой немного постоял глядя на реквизит, потом начал со свистом раскручивать кнут в воздухе.
"Эх, сейчас бы барабанную дробь, как в настоящем цирке".
Щелк, хрясь! Бревно переломилось ровно посередине. Публика разразилась восторженными воплями, Немой победно поднял правую руку.
— Слава православному воинству! — заорал Мишка.
— Слава!!! А-а-а! О-го-го! — публика орала как на футболе.
"Интересно: а шкипер его выступление комментировал? Немой же мог его и в заднем ряду кнутом достать".
Мишка схватил Рыжуху под уздцы и побежал по кругу, потом лихо — на ходу — взлетел в седло.
"Ну, этим тут никого не удивишь — всяких наездников видали, Рыжухе надо дать пару кругов, чтобы освоилась".
Немой вышел на середину арены, громко щелкнул кнутом, Рыжуха, наконец, опознала знакомые тряпочки на веревке и пошла по кругу ровным неторопливым галопом.
Мишка сорвал с головы шапку и швырнул ее вперед и вверх, шапка опустилась на уровень вытянутой руки как раз в тот момент, когда Мишка оказался прямо под ней. Бросил еще раз, потом еще. На полный круг хватало трех бросков. Мишка сделал еще круг, потом к нему присоединились близнецы, шапки так и замелькали в воздухе. Потом все трое вытащили кинжалы и принялись жонглировать на скаку, но публика на жонглирование уже насмотрелась и осталась спокойна.
— Р-роська! Откуда лошади на ладье? Навоз языком вылизывать будешь! Р-роська! Я кому гово…
"Ну до чего же вовремя он каждый раз встревает! Кто его там затыкает-то? Блин, и посмотреть-то некогда".
Мишка снова оглушительно свистнул, возвращая внимание публики и раскинув руки, сделал вид, что падает с лошади, близнецы повторили его трюк, и некоторое время все трое свешивались с седел так, что доставали одной рукой до земли. В публике кто-то ойкнул, потом сам же над собой и засмеялся, смех поддержали.
— Але Ап!
Парни вернулись в седла, тут же соскочили и, оттолкнувшись от земли, снова оказались верхом. Снова соскочили, оттолкнулись, но в седлах уселись уже задом наперед, потом еще раз, так — прыжками — прошли целый круг.
— Але Ап!
Девять кинжалов поочередно воткнулись в землю, Немой несколько раз щелкнул кнутом, разгоняя темп, публика затихла в ожидании.
— Але Ап!
Всадники трижды свесились с седел на полном скаку и на земле не осталось ни одного клинка.
— Слава православному воинству!
— Слава, Слава!
Зрители уже привычно подхватили мишкин лозунг. Немой вытащил на середину «арены» сколоченный из досок щит, установил его вертикально, встал, прислонившись к доскам спиной и раскинул руки крестом. Мишка разогнал Рыжуху в галоп, сделал круг и выхватив кинжал метнул его в щит. Публика хором ахнула, кинжал вонзился в доски в нескольких сантиметрах от головы Немого.
— За мной!
Теперь по кругу пошли уже три всадника и, каждый раз, когда кавалькада оказывалась напротив Немого кто-нибудь один метал кинжал. В конце концов вся верхняя часть его тела была оконтурена стальными клинками. Три штуки воткнулись вокруг головы, две — над раскинутыми руками, по две — под правой и под левой рукой. Немой, во время исполнения трюка и бровью не повел. Зрители, поначалу притихшие, потом стали сопровождать каждый удачный бросок дружными одобрительными криками.
Мишка в последний раз прокричал здравицу православному воинству, ребята спешились и, под восторженный шум публики раскланялись. Успех выступления не подлежал сомнению, однако судьба, видимо, решила, что испытаний на кузькину голову выпало еще недостаточно. Именно в момент триумфа его (а чья же еще?) лошадь решила справить большую нужду. Комментарий шкипера затерявшейся где-то во льдах ладьи, воспоследовать не замедлил:
— Ну вот, насрали!
Красный как рак Кузька, под хохот зрителей уволок свою животину на улицу, Демка кинулся помогать Немому прибирать реквизит, а Мишка пошел к деду и дядьке Никифору на "разбор полетов".
— Молодец, Михайла, хорошо получилось! — Дед не скрывал довольства.
— Ну, племяши! Ну порадовали! — Подхватил Никифор. — А Кузька-то, Кузька! Это ж сколько учиться надо было, чтоб так упасть и не расшибиться! Ну, мастер!
Вопросы и комментарии посыпались со всех сторон.
— А Андрей-то! Даже глазом не моргнул, в него ножи мечут, а он стоит себе!
— Корней Агеич! Это что же, вы там у себя всех отроков так учите?
— Минька, а чего вы лошади дали, чтобы она в нужное время… Мама, ну чего ты? Я же просто спросить!
— Не, ребята, скоморохам до вас, как до неба! Никешка, на, держи выигрыш. — Незнакомый мужик кинул Никифору многозначительно звякнувший мешочек. — Вот ведь как, даже и отдавать не обидно, повеселили, повеселили. Спасибо ребятки! Никешка, ты бы выигрышем с ними поделился, заслужили.
— Поделюсь, как не поделиться…
— Никеш, а завтра представлять будете? — Подключился к разговору второй приятель Никифора. — Я бы семейство привел посмотреть. Только ты тут лавки бы, что ли, поставил, а то сзади видно плохо.
— А что? И поставлю! — Никифор перешел на деловой тон: — Приглашайте знакомых, только немного — места, сами видите, мало. Михайла, завтра повторить сможете?
— Сможем, дядя Никифор, только тут прибраться надо, лавки поставить, еще кое-что сделать.
— Ха! Сделаем, до завтра времени много…
— И по резане за вход, с детей — по две вервицы. — Напористо добавил Мишка.
Среди зрителей сразу же обнаружился недовольный:
— А не дорого берешь?
— А мы кого приглашаем, голытьбу или уважаемых людей? — Мишка нахально подбоченился. — За вервицу пусть скоморохов смотрят, а мы — ратное сословие, плату не на пьянку-гулянку собираем, а на воинское обучение. Да и зазорно купечеству почтенному задешево развлекаться, как смердам.
Никифор тут же поддержал племянника:
— Верно толкуешь, Михайла! Мы только для уважаемых людей зрелище устраиваем.
"Все! Главные слова сказаны! "Закрытый показ" только для избранных, теперь будут давиться и платить любую цену, и не только для того, чтобы посмотреть на интересное зрелище, но и для того, чтобы быть причисленными к некому "кругу избранных" под названием "уважаемые люди". Никифор на лету идею поймал: то, что не для всех — то сразу становится привлекательным. А самое главное — слухи пойдут, наврут, конечно, с три короба, но до князя информация доберется. Впрочем, до епископа, наверно, еще скорее, а мне того и надо, пусть попы «худсовет» устроят и репертуар утвердят, тогда к нам на кривой козе и на версту не подъедешь".