Дорога от острога к хутору шла почти на северо-восток, поэтому луна освещала сейчас левую часть дороги и деревья на левой обочине, а постепенно отклоняясь к западу, ночное светило будет находиться сначала в створе дороги, потом освещать ее правую часть. Практически весь путь караван должен был находиться на свету. Конечно, то тут, то там дорогу полностью перекрывали тени деревьев, но привыкшим к темноте глазам хватало света, чтобы ехать без факелов.
«Вот вам и еще один урок, сэр — с отъездом вовсе не задержались, а просто дожидались нужного времени, а то, что Младшую стражу вызвали раньше срока и заставили дожидаться на берегу, так это просто известный в любой армии мира „ефрейторский зазор“, и в XII веке он тоже действует».
В каждой телеге сидело по пять-семь нахохлившихся и заплаканных детишек, одни провожали едущих по обочине троих всадников настороженными взглядами, другие, наоборот, отворачивались. Сидящие в задней части телег бабы прижимали к себе самых маленьких. Отроки Младшей стражи, поблескивая в лунном свете кольчугами и шлемами, маячили рядом с телегами, настороженно поглядывая на пассажиров. Пройдет немного времени и, если ничего не случится, настороженность ослабнет, отроки перестанут напрягаться, а детишки, скорее всего, задремлют. Ехать часа два-два с половиной, коней никто особо не подгоняет и они постепенно сами выберут темп шага, при котором и им удобнее и возница не понукает — все, как всегда, ничего особенного, если не думать, что за краем дороги царит непроглядная тьма и за каждым деревом может кто-то прятаться. Но если думать об этом постоянно, с ума сойдешь и, сам того не желая, вдруг запустишь болт незнамо куда, хорошо, если никого не зацепишь…
— Мить. — Мишка поставил Зверя стремя в стремя с конем Дмитрия и негромко посоветовал: — Отроков бы менять местами, время от времени, чтоб не осовели — сейчас подуспокоятся, втянутся в движение, и в сон поклонит.
— Угу. Через пару верст, вместо первого десятка, вперед пойдет второй, а потом его сменит третий. Из четвертого и пятого десятков возниц взяли, они пусть сидят, все равно десятки неполные.
Роська выслал вперед троих отроков, сам ехал с остальными и о чем-то негромко рассказывал, видимо смешное, потому что отроки, время от времени тихонько фыркали. Нарушение, конечно, но лучше уж так, чем будут клевать носом в седлах — днем-то не отдохнули толком. Оглянувшись на подъезжающего Дмитрия, все умолкли. Новый старшина не стал упрекать за посторонние разговоры, а вполне добродушно поинтересовался:
— О чем беседуем?
— Да вот: — откликнулся ближайший всадник — господин урядник рассказывает, как Матвей Тимку уговаривал палец отрезать.
— И чего ж тут смешного?
— Да Тимке средний палец на левой руке стрелой отсекло, — заново начал рассказывать Роська — на ниточке висел, а совсем отрезать Тимка не дает, «обратно прирастет», говорит. Вот Матюха с ним, как с малым дитем и начал: «Мизинец по размеру как раз подходит, что б в ухе ковырять, а указательный палец — в носу»…
«Чего они веселятся-то? То такие мрачно-решительные были: „крепость сжечь“, „всех убить“… Или им достаточно оказалось вашего, сэр, „подумать надо“? А что? Как там в одной песенке пелось: „Не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит!“. Михайла чего-нибудь придумает, надо только подождать. Дети, блин. Интересно, все-таки, как в тюрьме и на войне мгновенно слезают с людей все маски и обнажается суть характеров. Вон с Роськи всю набожность, как рукой сняло, снова лихой пацан с туровских причалов. И подростковая классика: сбежать из дома и стать пиратом! М-да, правда это классика начала ХХ века, а не конца — не те стали подростки… а ЗДЕСЬ — в полный рост.
И Артемий… Творческая личность, эмоции так и прут: нас обидели, давайте крепость сожжем! Но, черт побери, как это знакомо: „что делать не знаю, но только не то, что делаешь ты!“ — одна из любимых тем дерьмократов. Вот и сожгли крепость СССР. А если подумать, Дмитрий-то к его любимому детищу — оркестру — относится ой, как скептически. Кажется, Троцкий говорил, что если как следует покопаться, то под любым принципом обнаруживается бутерброд. Врал, „политическая проститутка“ — отцу предлагали остаться после ранения в учебном полку, а он ушел на передовую — под Сталинград. Где тут бутерброд? Но Артюха, несомненно, психует больше всех.
Хотя, как сказать. Матвея, вон, вообще в какой-то кровавый мистицизм повело… но раненых лечит хорошо, вот и пойми тут. Или одно другому не противоречит? Не знаю, ни с одним врачом-мистиком знаком не был.
Демка. Да, классический „number two“. Лояльный, надежный, но всегда второй. Наследственная черта Лавра, что ли? Правда, по сравнению с отцом, мрачен и жесток, зато, никаких изменений в поведении — каким был дома, такой и в походе.
Впрочем, и у Дмитрия тоже. Еще когда, сэр, вам пришло в голову, что в парне живет самурайский дух? Он тогда толковал, что не может стать настоящим воином, пока не отомстит за убийство семьи. Вот и сейчас: понимает, что бунт — затея безнадежная, но если я прикажу… и ведь не врал, видно было! Самурайский дух в Киевской Руси XII века, обалдеть!
М-да, если я прикажу… А что ж вы сами-то, сэр Майкл? Ну, хорошо, в ответ на дедов наезд, схватились за оружие… Дмитрий, почему-то решил, что вы в деда стрелять собирались… неважно, реши и решил. Первая реакция на несправедливость — агрессия. Это — нормально и понятно, природный Лисовин вылез, давно не вылезал, кстати, но… нормально, вернее, привычно. А потом? Размазня какая-то, ни мысли ни действия, можно подумать, что Немой своей затрещиной из вас всякую активность вышиб. А ребята ждали… Стыдобища, едрена вошь!».
Мишка беззвучно матюкнулся сам на себя и полез в подсумок за фигуркой бронзового лиса. Статуэтка там за что-то зацепилась, и Мишка, пока ее выковыривал, невольно прислушался к голосу Роськи, продолжавшего свой рассказ.
— … Тимка ему и говорит: «Что ж ты себе, тогда, средний палец не отрежешь, если он самый длинный, а торчит без толку?», а Матюха ему и отвечает: «Мне он для лекарских дел надобен, особенно когда баб пользую. Иногда ж и внутри, кое-что пощупать надо».
Отроки опять принялись тихонечко фыркать и хихикать.
«Ну, конечно, подростки, да еще в казарме — самая животрепещущая тема, Молодец Матюха, знает, чем раненого отвлечь. Помните, сэр, служил с вами Вася Приходько, имевший несчастье окончить до призыва медицинский техникум? Как его деды изводили, заставляя рассказывать после отбоя всякие байки на, как бы поделикатнее выразиться, гинекологические темы…».
— Внимание! — голос Роськи мгновенно изменился, став резким и повелительным. — Дозор остановился!
Впереди, примерно метров триста пути, было полностью затенено деревьями, кроны которых так разрослись, что образовывали над дорогой свод. Поучился темный туннель, в конце которого, правда, снова был виден участок дороги, освещенный луной. На фоне этого светлого пятна трое дозорных отроков выглядели черными силуэтами, но по их позам можно было догадаться, что они оглядываются назад, ожидая знака или команды от урядника.
— Господин старшина, как будем проходить? — спросил Роська.
Мишка открыл, было, рот для ответа, но его опередил Дмитрий:
— Темное место проходим рысью! Щиты на руку, самострелы к бою! Смотреть внимательно!
«Тьфу, ты, черт, опять забылся!»
Мишка сунул бронзового лиса назад в малый подсумок и, вслед за другими отроками, рывком ослабил идущий наискось через грудь ремень, на котором висел за спиной легкий щит, изготовленный из вязового кругляша. Слегка склонившись влево, передернул плечами, и щит соскользнул со спины. Левая рука привычно проделась в локтевой ремень, но Мишка, не хватаясь за рукоятку, продвинул ее еще дальше, так, чтобы щит не мешал держать самострел за цевье. Все движения были отработаны на занятиях до автоматизма, но Мишка чуть отстал от остальных из-за возни со статуэткой.