Он делал так: он рассказывал Вениамину - только когда тот просил, а малыш снова и снова жаждал этого рассказа, от которого захватывало дух, - о Енохе, причем Иосиф выделял и разрабатывал в нем те черты и жизненные обстоятельства, которые более или менее согласовывались с его собственными, так чтобы можно было воскликнуть: да это же прямо как у Иосифа! - и затем он вдруг по-особому замолкал и округлившимися глазами смотрел на брата, так что тот застывал с разинутым от испуга ртом. Иосифу не стоило большого труда придать тенденциозную окраску отстоявшему так далеко - всего лишь на четыре поколения от Адама - допотопному образу Ханока, поскольку его отчетливость серьезно пострадала от славословий, с которыми к нему обращались дети Авраамовы, а уж молва постаралась нагнать туману, к примеру, когда говорилось, что время его жизни здесь, внизу, составляло триста шестьдесят пять лет. Известно было, что по причине своей необычайной мудрости он долгое время занимал на земле место верховного царя и учителя и осуществлял благословенное правление, снабжая людей благодетельными законами, рецептами блюд и житейскими правилами, сообразованными с особенностями человеческими и климатическими. Он занимался даже обувным ремеслом - ему приписывают это изобретение. Но почему же в таком случае он назывался отроком? Разумеется, когда-то он был отроком, пусть даже с самого начала отроком очень умным. Казалось, однако, что так его называли всю жизнь и уж по крайней мере - сызнова с того момента, как Господь счел, что Енох слишком хорош для этого мира, и в огненной колеснице - другие говорили: на крылатом быке или даже в образе такового - забрал к себе. Иосиф тоже называл его отроком Енохом - в полном соответствии с преданием, но столь часто и охотно, что трудно было не заметить, как это обозначение подходит к нему самому.
Могло, кстати, показаться, что царственный отрок Ханок сам и намного раньше того события обнаружил, что слишком хорош для земной жизни; поскольку в течение трехсот шестидесяти пяти лет он все больше и больше отдалялся от людей, все реже удостаивал их своими наставлениями, сперва еще показывался им каждый третий день, затем раз в неделю, затем лишь раз в месяц, даже раз в год, так что под конец все прямо-таки изнывали по нему, хотя в то же время боялись его и его присутствие переносили плохо. Каковы же причины этого обособления, этой изоляции, этой все возраставшей экономии своего присутствия и своих появлений? Они заключались, во-первых, в богоугодности, должно быть делавшей Еноха среди того рода человеческого, к которому он принадлежал отверженного, уже осужденного на гибель допотопного человечества, - белой вороной и столь же отчуждавшим, сколь и, в свой черед, отчужденным, предоставленным собственному примеру исключением, и оттого тем более носившей, по-видимому, скорее страдательный, нежели активный характер; иными словами, в богоугодности этой было даже больше сильнейшего пристрастия со стороны Бога, чем исключительного благочестия и нравственной чистоты со стороны Еноха, - а он, говорилось, жизнь вел примерную, в определенные дни не ел ни лука, ни пряностей, ни рыбы, ни мяса, и вообще ничего, в чем течет кровь, утром и вечером живою водой совершал священные омовения в источниках и мольбы свои обращал к Творцу своему.
Другой причиной изоляции были его неслыханные ученость и книгомудрие, которые, впрочем, тесно сочетались с его богобоязненностью и особенно богоугодностью, сплавляясь с нею в мудрость. Да будет известно, что он владел свитком, некогда полученным Адамом из рук ангела Разиеля. Семьдесят два рода наук, делившихся на шестьсот семьдесят символов высших тайн, равно как пятнадцать сотен священных таблиц, к которым не имеют доступа праведники Поднебесной, были сокрыты в этой книге, так что дарованное Адаму знание не только являло собой развернутое посвящение в тайны творения, но и обеспечивало ему полное приятие со стороны Бога и людей и ограждало от любых посягательств зла. Однако, своровав с древа, он лишился этой книги. Дело в том, что пришедшая к нему искушенность не только не приумножила его мудрости, но даже уменьшила ее до такого уровня, который уже и вовсе граничил с глупостью, и как раз свидетельством этого поглупения явилась потеря книги. Прежде, надо заметить, у Адама было и то и другое: сны и смекалка, воображение и остроумие, которые вместе и составляют мудрость. После того же, как он отведал яблока от древа, остроумия у него стало, пожалуй, даже хоть отбавляй, но от снов и воображения не осталось и следа, а вместе с ними исчезла его мудрость. Тем не менее его утешил вестник Разиель: книга, купно с благовонными пряностями, заключена в золотом ларе и хранится в пещере, и тот из детей Адамовых, кто плотью будет невинен и душою кроток, найдет книгу и снова станет обладать как воображением, так и остроумием, то есть всею мудростью.