— Запомню… Нужен — княжне.
— Правильно запомнил, молодец. Наклонись-ка.
Мишка склонился к самым губам княгини и услышал едва различимый шепот:
— Нинее поклон передай. От Беаты.
— Едрит тв…
— Что?
— Все исполню, матушка княгиня, в точности!
Княгиня обернулась к мужу.
— Вячеслав Владимирович, ребята еще малы, а вот наставников их: сотника Корнея и…
— Ратник Андрей — торопливо подсказал Мишка.
— …И ратника Андрея. Не пригласить ли на пир?
— Отчего же не пригласить, душа моя? — Князь благосклонно кивнул. — Михаил, от меня вам за представление — гривна. Ступай, позови деда.
— Благодарствую, княже.
"А не приходилось ли Вам, сэр, в психушке сиживать? Есть три варианта на выбор. Старейшее в Санкт-Петербурге заведение на набережной реки Пряшки, больница имени Кащенко и больница имени Скворцова-Степанова, в просторечии «Скворечник». Ни одно из них, по правде сказать, пока не функционирует, но что такое жалкие несколько веков для неизлечимого психа? Пустяки. Какие замечательные галлюцинации! Зрительные! Слуховые! Какая драматургия, сюжет, интрига! Невестка Владимира Мономаха передает поклон ученице бабы Яги от какой-то полячки, а пацан в ответ матерится, как докер-механизатор с карантинного причала. Сказка! Нет, права была мисс Скарлет О"Хара: я подумаю об этом завтра, иначе, в самом деле, рехнусь!".
Глава 3
С княжеского пира дед вернулся на удивление рано и почти трезвым. Но доволен результатом был так, что еще в воротах начал орать:
— Никифор! Анюта! Михайла! Все сюда, праздник у нас!
На такой зов, естественно, во двор высыпали не только названные, но и все, кто его услышал. Дед победоносно окинул взглядом образовавшуюся небольшую толпу и задрав бороду гаркнул:
— Глядите!
Собравшиеся дружно ахнули — на шее у него висела золотая гривна сотника.
— А теперь сюда глядите!
Дед указал пальцем на Немого и все увидели, что у того тоже висит на шее гривна, только серебряная — десятничья!
— Ха! Корней Агеич! Это дело надо обмыть! — Предсказуемо отреагировал Никифор. — Бабы! А ну, на стол быстренько соберите!
Пьянка намечалась капитальная, и, хотя за стол его, конечно же, пустили бы, Мишка решил сачкануть — для понимания произошедшего нужна была информация, а мужики, в данный момент, для этого совершенно не годились. Мишка дождался, пока все разошлись, пошел к матери.
— Мама, а ты про княгиню много знаешь?
— Кое-что знаю, — мать подняла глаза от шкатулки с какими-то женскими мелочами и испытующе взглянула на сына. — А тебе что понадобилось?
— Она из какого рода? Мне показалось, что не русская.
— Верно, княгиня Ольга родственница Пястов — ляшских королей.
— Католичка? А как ее до принятия православия звали, не Беатой?
— Не знаю, а зачем тебе?
— Да так… Понимаешь, она боится чего-то, но не сейчас, а в будущем. И уже начинает себе верных людей подбирать. Вот и мне намекнула, что, как подрасту, понадоблюсь. И не один, а со всеми, кого собрать смогу. Как думаешь? К чему бы это?
— Это, как раз, понятно, Мишаня. Какая же мать о детях не беспокоится? Свекр ее Великий князь Киевский болен, к тому же стар — семьдесят два года. Кто на его место заступит? Не захочет ли ее мужа с Туровского стола согнать? Такое очень часто и в других местах бывало, а Туровская земля по приговору княжеского съезда вовсе не Мономахову роду принадлежит, а Святополчичам.
У Киева и с Полоцком мира нет, раз за разом схватываются. И с Волынью — тоже непросто. Волынские князья то и дело ратятся с Киевом: Ярополк Изяславич, Давид Игоревич, Ярослав Святополчич. Киевские князья постоянно опасались, что Волынь присоединит к себе Туров и Пинск. Давида Игоревича с Волынского стола согнали, посадили в Дорогобуж, там он и умер. Ярославу Святополчичу вообще с Руси бежать пришлось. А когда захотел вернуться, убили.
Мономах вообще всему семейству Святополчичей не верит, опасается, потому, что они соперники его детей в борьбе за Великое княжение. Их еще много осталось, и все они сильно на Мономаха обижены. Брячислава Святополчича из Турова выгнали, чтобы Вячеслава Владимировича Мономашича посадить, и отправили к брату Изяславу в Пинск. Теперь в Пинске два князя, и оба не полноправные князья, а на "кормлении сидят". А старший сын Ярослава Святополчича — Вячеслав — после гибели отца посажен в Клецк, и тоже не один. Там его мачеха — третья жена Ярослава Святополчича с сыном Юрием.
— Ой, мама, что-то я совсем во всех этих Вячеславах, да Ярославах запутался…
— Не мудрено! — Мать понимающе улыбнулась. — Дети и внуки Ярослава Мудрого обильное потомство дали, много их стало, и все хотят жить, как князья, а княжеств на всех не хватает. Ты сынок вот что запомни: наша семья была очень тесно со Святополчичами связана. Деда в сотники произвел сам Святополк Изяславич, а его сын Ярослав Святополчич был другом деда в юности.
И еще одно… — Мать поколебалась, но все-таки решилась сказать. — Дед твой, Мишаня, на сводной сестре Ярослава Святополчича женился. Бабка твоя Аграфена была внебрачной дочерью Святополка Изяславича. Он ее еще в Новгороде прижил, потом с собой в Туров привез.
— Постой, постой, мама! — Мишка, сам этого не заметив, даже ухватил мать за рукав. — Бабку же Аграфеной Ярославной звали, причем же здесь князь Святополк?
— Ярославной ее звали по имени боярина, чьей дочерью она считалась. Но только считалась! На самом деле… Все все знали и понимали. Ярослав Святополчич и свою побочную сестру любил и с дедом Конем дружил крепко. Вот он и помог деду на Аграфене жениться и отцовский гнев от них отвел. Сначала-то князь Святополк осерчал…
— Выходит, во мне есть кровь Рюриковичей? — Мишка сам опешил от подобного открытия. — Я правнук Великого князя Святополка Изяславича?
— Молчи! — Мать прижала ладонь к Мишкиным губам и испугано оглянулась. — Никому и никогда! Рюриковичам лишняя родня не нужна! Я тебе это рассказала не для того, чтобы ты гордился, а чтобы понял: мы Лисовины — друзья и родичи врагов Мономаха, значит, и Мономашичей.
— А как же тогда?… — Мишка запнулся, не сумев сразу сформулировать вопрос. — Князь Вячеслав, ведь, деду сотничью гривну пожаловал! Он же Мономашич, неужели ничего не знает?
— Бог весть… Может и не знает, но я думаю, что дело в другом, сынок. Князь Вячеслав в Турове чужой, надеяться может только на тех людей, которых с собой привез, а для того, чтобы на Туровском столе удержаться, нужно доброхотов из местных искать. Таких, чтобы силу имели, а дед силу за собой имеет. Когда Владимир Мономах умрет, каждый из князей за себя стоять станет, и Вячеславу тоже надо будет за себя суметь постоять.
— Д-а-а, теперь понятно, чего княгиня боится…
Мать вздохнула и грустно улыбаясь оглядела Мишку так, словно перед ней стоял совсем несмышленыш.
— Много ты знаешь о женских страхах… Заметил, какая разница в возрасте у князя и княгини? Вячеслав уже не молод, не старик, конечно, но в годах солидных. И здоровья некрепкого. Сед не по годам, мне боярыня одна сказывала, что выглядит Вячеслав чуть ли не старше брата Мстислава, хотя моложе его почти на десять лет. И дети у него не выживают — только двое последних, а остальные умерли. Не дай Бог… Это же страшно, Мишаня, вдовой с малыми детьми остаться. Уж тогда-то ей и вовсе Туровского стола не видать, и вообще неизвестно, что будет.
— Почему же Вячеслава обязательно должны с Туровского стола погнать?
— Потому, что отец его — Мономах — на Киевский стол сел незаконно. Двенадцать лет назад, когда умер Великий князь Киевский Святополк Изяславич, на Великокняжеский стол должен был сесть по старшинству Давыд Святославич Черниговский. Но в Киеве случилось восстание. Чернь сначала громила дворы евреев-ростовщиков, а потом принялась из бояр, и за купцов. Дядя Никифор тогда только тем и спасся, что успел ладьи от берега отогнать, а все, что на сладах лежало, разграбили.