- Считай, что ты на исповеди. Тебе сколько лет?
- Тринадцать, отче. Я понимаю: странно от мальчишки такие речи слышать, но я - командир "Младшей стражи" и…
- Что за "Младшая стража"?
- Когда наша сотня на рать уходит, кому-то надо село охранять. Кругом язычники и граница с Волынью рядом. Вот "Младшая стража" из мальчишек и набирается. Для того и самострелы, и воинское учение. Этому обычаю уже больше ста…
- Понятно, так что ты говорил…
- Я - командир "Младшей стражи", а когда людьми командуешь и от тебя зависит безопасность почти пяти сотен людей, мыслить по-детски нельзя.
- Да нет же! - Илларион досадливо поморщился и это было первым проявлением эмоций за весь разговор. - Что ты про неприятные вещи говорил?
- Рюриковичи землю делят, растаскивают Русь по кускам. Наша сотня еще Ярославом Мудрым здесь поселена и никто не знает: на чью сторону мы встанем, если Туров от Киева отложиться надумает. Когда сотник Кирилл от ран еще не оправился, Великий князь Владимир Всеволодович над сотней своего боярина поставил, а тот сотню чуть не под полное истребление подвел, чудом спаслись. Есть у ратников подозрение, что сделано это было намерено. Сейчас сотник Кирилл здоров, ты, отче, сам видел, но в покое нас не оставят. Вот если бы мы, как орден, мирским властям не подчинялись, а только Церкви…
- Тринадцать лет… В каком возрасте у вас ратниками становятся?
- В шестнадцать или в семнадцать, отче, как выйдет.
- Значит, через три или четыре… - Илларион помолчал, потом неожиданно спросил: - Сотником, наверно, стать хочешь?
- Ну, не сразу… И должность эта не наследственная, а выборная.
- А если под рукой Церкви окажетесь, будет назначаемая. Понимаешь меня?
- Да, отче, понимаю. Только с благословения Святой Церкви…
- О нашем разговоре - никому. Деду твоему должность сотника вернем. Феофан!
- Слушаю, брат Илларион. - "Особист" вырос за плечом иеромонаха, словно и не отходил вместе со всеми в сторону.
- Передашь тысяцкому: скоморохов с торга гнать нещадно! - Распорядился Илларион. - Отрокам на торгу представлять невозбранно и… с музыкой.
"Однако! "Нещадно" это значит, что можно даже убивать. Византиец, он и на Руси - византиец".
- Но Владыка…- Попробовал что-то возразить Феофан.
- С Его Преосвященством переговорю сам! - Перебил недослушав Илларион. - Сотник Кирилл!
- Здесь, отче! - Дед бодро прихромал из ближнего угла амбара.
- За внука хвалю! Правильно воспитываешь. С князем увидишься, обещаю. Храни вас Бог!
Никифор пошел провожать Иллариона со свитой, а дед сразу же прицепился к Мишке с расспросами.
- Деда, потом, не при пацанах. Ребята! Иеромонах одобрил! Разрешил на торгу представлять! Поздравляю, наша взяла!
Вечером дед с Никифором взяли Мишку в оборот.
- Чего он от тебя хотел? Про доходы выспрашивал, на десятину намекал? - Беспокоился Никифор.
- Да причем тут десятина, Никеша? - дед небрежно махнул ладонью. - Ты слышал о чем разговор зашел, когда он нас отослал? Михайла, что ты там про ордена какие-то толковал?
- Он не велел никому рассказывать, деда.
- Михайла, да ты что? - Возмутился Никифор. - Мы же не чужие!
- Дядя Никифор, Илларион - грек, любит секреты разводить. Не дай Бог, проговоришься где, а до него дойдет. Сам же и пострадаешь.
- Ха! Михайла, не знаешь ты, как купцы тайны хранить умеют. Да если б я болтуном был, давно бы по миру пошел! Давай, давай, рассказывай, про доходы с представления он не выспрашивал?
- Да не интересуют его деньги! Вы сами подумайте: он же, по его разумению, в глушь страшную попал, скукотища тут - ни блеска Цареградского, ни политики, ни заговоров, ни возможности возвыситься. А попал-то надолго, зря что ли язык наш вызубрил? А тут рыцарский орден православный. Появилась надежда власть заполучить, возвеличиться, силу в своих руках иметь, князьями повелевать! Он же в этом увидел возможность любимым делом заняться! Ну и что, по сравнению с этим, твои несколько гривен?
Деда, конечно же, больше интересовали не финансовые соображения, а военные.
- И где же он народу для своего ордена наберет?
- А он, деда, для начала, на нашу сотню глаз положил.
- Да какие же мы рыцари? Видел я этих риттеров! Дурак дураком: из лука стрелять не учится - зазорно благородному, ни читать, ни писать не умеет, в бане не моется, живет в башне, а рядом деревенька с десятком холопов. А гонору-то, гонору! Воинского строя не признают, каждый сам по себе.
- Нет, деда, это - не орденские рыцари. Те и грамотные, и дисциплина у них железная, без всякого гонора, и богатства они в орденских замках держат несметные. А сильнее их войска ни у одного короля нет, потому, что их всю жизнь в воинском деле упражняться заставляют и постоянно в готовности быть.
А мы, по понятиям латинских стран, самые рыцари и есть. Податей не платим, живем ратной службой, роды свои до десятого и более колена считаем, холопов держать право имеем, земли и угодья свои мечом добыли. По латинским понятиям - благородные люди. Только у нас обычай другой. Там: пяток деревень, городишко захудалый, и уже граф или герцог, а если городишек штук пять или шесть - король. А у нас: земель не меряно, города, села, деревни, леса, реки, поля, а всего лишь князь, даже меньше герцога. Вот и мы, по латинским понятиям - сотня рыцарей, этого на целое герцогство хватит, а то и на королевство, а живем в одном селе.
- И как же он нас хочет в орден переделать?
- Не знаю, да он и сам, наверно, еще не знает, но придумает наверняка. Орден - дело добровольное, значит, чем-то нас соблазнять придется. Пусть попробует, да он уже и начал: представление одобрил, тебе встречу с князем устроить обещал. Будет и дальше обхаживать. Больше ему рыцарей взять неоткуда, у князя дружину не отберешь.
- Кхе! Так под это дело мы у него чего хочешь выторговать сможем! Только вот, подчиняться долгогривым. Под князем, все же, почетнее, хотя нынешние князья… - Дед как-то непонятно недоговорил, потом вздохнул и подвел итог: - Обмозговать это все надо, как следует, может, еще и не выйдет из этого ничего? Князьям такое дело - поперек горла. Короли-то, поди, тоже ордена не жалуют?
- Вот потому-то Илларион и велел молчать. Если его задумка заранее откроется - не сносить ему головы, ни сан не спасет, ни епископ не заступится.