— А ты почему ничего не привез?
— Так это раньше было, теперь песок на бетон извели, а вместо него булыжников наворотили.
— Идиоты, блин!
— Ага, лежать, главное, неудобно — все ребра отдавишь. Поэтому все на матрасах надувных. А еще я в Лисью бухту гонял, там песок немного остался, но нудисты кругом, особо не поищешь.
— Чего, прямо голые?
— Ну да. Типа дикий пляж. Свобода, равенство, братство.
— И что, вот так просто глядеть на всех можно? — поразился Гера.
— А чего на них глядеть? — Серега спокойно пожал плечами. — Ты думаешь, там модели раздеваются? Фига! В основном такие, что сразу умереть тянет. Я даже нарочно глаза закрывал, чтоб не стошнило. А главное — песка из-за них не видно. Не кантовать же этих тюленей с места на место.
— Ну, если бы кто поприличней был, можно и покантовать…
— Да говорю же — не было никого. Сплошные тюлени! И загадили все кругом… Вот на Карадаге — другое дело! И песок уцелел, и вообще красотища! Мы с отчимом пробежались по маршруту, пофоткались. Внизу-то вавилон — кафе, рестораны, вонища. Все жрут да пьют сутками напролет, а наверху — чисто, светло, тишина. Видел, кстати, бухту, где Шаляпин с Брюсовым гуляли. А еще — бухту Барахту. Про нее даже Высоцкий пел.
— Ага, есть такой песняк.
— Там вообще много знаменитостей отдыхало. Цветаева с Мандельштамом, Грин, Бальмонт, Толстой…
— Понятное дело! Я бы тоже в таком месте отдохнул, — поделился Антон.
— Там сейчас нельзя — заповедник. Если егеря поймают, сразу штраф, — Серега постарался припомнить, о чем разговаривал отчим с одним из егерей. — Я там тоже с главным егерем побазарил, — интересные вещи от него узнал.
— Ну?
— Прикиньте, он рассказывал, что как только Карадаг стал заповедником, туда уборщиков нагнали. И чистили — аж несколько лет! Целыми баржами мусор после туристов вывозили. Даже скелеты, говорит, попадались.
— Скелеты?
— Ага. Там же скалы метров под триста-четыреста. Разбиться — раз плюнуть. И разбивались.
— Чего ж их оттуда никто не забирал?
— А ты попробуй залезь! Там такие пропасти. Про многих, наверное, и знать не знали. Пропал где-то чел, — и аллее…
— А я премию выиграл, — занозисто и невпопад встрял Тарасик. На него глянули с ехидцей. Тарасик был не совсем из их круга, но таким, как он, друзья вообще не полагаются, и приткнуться Тарасу Карееву было некуда. С одной стороны — псих, с другой — чистый ботаник. Опять же стихи втихую строчил, книги Блаватской читал, Юнга какого-то мусолил… Короче, строил из себя умного. Ну а таких строителей мало кто любит. Тем не менее парнишкой Тарасик был незлобивым, и троица друзей его терпела.
— Выиграл, значит, обмыть полагается! — брякнул Гера. — Раньше медали с премиями всегда обмывали. Так что пиво с тебя, лауреат. Два флакона!
— Погоди, — перебил Серега. — Что за премия?
— Математическая олимпиада, третий заключительный тур. Вузы московские проводили, вот я и съездил. В поезде.
— Ездят по ушам, а в поездах катаются! — снова пробормотал Гера.
— Пусть дальше рассказывает, — Серега посмотрел на Тараса. — Ну?
— Дали второе место. Среди седьмых-восьмых классов.
— Во дает! — Гера хмыкнул. — Нормальные люди летом пиво пьют, в водоемах тонут, а он на олимпиаде парился.
— Большая хоть премия? — поинтересовался практичный Антон.
— Ну… Денег нам не дали.
— Лохотрон, что ли?
— Да нет, подарили компьютер с принтером.
— Ну, это еще ничего!
— Принтер-то какой? Лазерный или струйняк позорный? — все-таки поинтересовался Гера.
— Вообще-то струйный, — признался Тарасик.
— Обули, значит, — удовлетворенно констатировал Гера. — Струйняк копейки стоит. А через год задолбаешься в нем краску менять.
— Пока вроде работает.
— Вот именно — пока… Но ладно, хоть комп дали. Я со своим стопорнулся, — весь в вирусах, как в блохах.
— Это у тебя от паленых игрушек. И от жадности, — Антон почему-то постучал себя по голове, видимо, намекая, что жадность проистекает отсюда.