– Натуральная тайга, – сказал Валерка. – Ни конца, ни края. Жаль, что Мишка не с нами.
– Жаль, – согласился Велга. – А также Аня и Лиза. Ладно, пошли смотреть, как там остальные.
Он поднялся с кресла. Бок болел.
– Сильно болит? – спросил Валерка.
– До свадьбы заживёт. Шикарный фингал, кстати. Тоже ремень не выдержал?
– Нет. Какая-то хрень с потолка отвалилась. Металлическая. И прямо на морду.
– Говорю же – халтурщики.
– Просто мы привыкли к Пирамиде, где ничего не ломается.
– Да, – вздохнул Александр. – Наверное, ты прав. Теперь придётся отвыкать.
Серьёзных повреждений не получил никто. Несколько ушибов и растяжений не в счёт. Было подозрение, что у Велги сломана пара рёбер, но обошлось. Люди оказались крепче «Маленького бродяги», который, как вскоре выяснилось, поломался при посадке довольно сильно. Не в щепки, но всё-таки.
– Захоти мы взлететь прямо сейчас, ничего не выйдет, – сообщил Карл Хейниц результаты диагностики. – Нужен ремонт. И серьёзный.
– Насколько серьёзный? – спросил Дитц. – Сами справимся?
– Может, да, а может, и нет, – ответил ефрейтор. – Так сразу не скажешь. Но даже, если справимся, быстро не получится.
– Согласна с Карлом, – подтвердила Оля. – Здесь работы месяца на три. Это при самом оптимистичном раскладе, если целы ремонтные роботы, и мы сумеем их запустить. Из восьми посадочных опор сломаны три, и мы фактически лежим на брюхе. Проблемы с реактором. Потеряно семьдесят восемь процентов мощности. Оставшихся двадцати двух процентов достаточно, чтобы у нас были свет, тепло и энергия для гравигенераторов и ремонта, но совершенно не достаточно, чтобы летать. Плюс разгерметизация грузового трюма и отказ двух маневровых двигателей из пяти. А, да, ещё основной гравигенератор вышел из строя. Контур полетел. Остался запасной, но его мощности тоже не хватит, чтобы взлететь.
– Три месяца – это до хренища, – сказал Велга.
– Да, – согласился Дитц. – К тому же, три – это по самым оптимистичным. Мы, понятно, все тут оптимисты, но знаем, как бывает на самом деле.
– Четыре, – сказал Руди Майер.
– А то и все пять, – хмыкнул Валерка Стихарь.
– За это время можно пешком от Чернигова до Хабаровска дойти, – сказал Вешняк.
– Почему от Чернигова? – удивился Валерка.
– Потому что далеко, – сказал сержант.
– Я правильно помню, что на борту есть что-то вроде вездехода? – спросил Велга. – Кажется, он даже способен летать.
– Правильно, – вздохнула Оля. – Но я не закончила о поломках и повреждениях.
– Только не говори, что нам не на чем ехать, – попросил Хельмут. – И летать.
– Сама не хочу, – сказала Оля. – Но всмятку. Крепления в грузовом трюме не выдержали. Собственно, поэтому герметичность и нарушена…
Выяснилось, что единственный, имеющийся на борту вездеход сорвался с креплений, пролетел около тридцати метров и со всей дури въехал изнутри в борт. Пять тонн, помноженные на скорость и перегрузку. Пробил здоровенную дыру в обшивке (по закону подлости его угораздило врезаться в самое тонкое и слабое место) и вывалился наружу. С высоты около двухсот метров.
– Могу показать, что от него осталось, – сказала Оля. – Восстановлению не подлежит.
– Не надо, – вздохнул Дитц. – Боюсь, моя тонкая саксонская душа не выдержит этого зрелища.
– Кстати, до Брашена примерно две тысячи километров, – сообщил Карл. – На запад. Точнее, две тысячи двадцать. На пути несколько рек, две из них крупные, и одно море. Не слишком широкое, но всё-таки. Если обходить с севера, то это дополнительные восемьсот кэмэ.
– Не слишком широкое, это сколько? – спросил Майер.
– Двести тридцать.
Пулемётчик только вздохнул.
– Горы? – спросил Велга.
– Нет. Разве что холмы. Сразу за морем. Да что я рассказываю, сами смотрите. Платон создал карту, основываясь на тех снимках, что получил, пока мы крутились на орбите.
Карл вывел на экран карту с ярко-жёлтым пунктиром маршрута. Некоторое время все молча её изучали.
– Серьёзных препятствий не вижу, – наконец, заявил Дитц. – Если не считать моря, конечно. Первые сто двадцать километров по лесу. Тяжеловатый участок, скорее всего. Чащоба, буреломы, болота… А может, и не слишком. Пока не углубимся, не узнаем. Но думаю, что дня за четыре пройти можно. Хорошо, пусть пять. Потом относительно безлесная равнина на триста десять кэмэ. С одной рекой. Ещё шесть дней. Прогулка.