- Майор, - позвал Засс. Он бродил вокруг во мраке, исследуя с фонарем внутренности других труб на потолке. Штурмовики устало подошли к нему и посмотрели вверх.
- Выключите фонари на секунду, - посоветовал адъютант.
- Он с ума сошел? – прорычал Конклин.
- Выполняйте, - приказал майор, и подал пример, выключив фонарь.
Трюмный отсек погрузился в свою обычную тьму, и, хотя вокруг было достаточно пространства, Мортенсен не мог отделаться от чувства клаустрофобии, и от того ощущения, что мрак вокруг кишит отвратительными тварями. Потом он увидел причину, по которой Засс просил выключить фонари.
Свет. Крошечные точки тусклого света, просачивавшиеся из вертикальной трубы прямо над ними. Отверстие было достаточно широким, чтобы мог пролезть один человек. Горски прошептала на своем валхалльском диалекте что-то, похожее на благодарственную молитву. Как всегда, Конклин был первым, кто портит настроение.
- Там что-то движется? – спросил он. И был прав – точки света в трубе иногда на мгновение меркли. Похоже, кто-то успел сделать трубу своим домом.
- Сейчас разберемся, - проворчал сержант, угрожающе подняв пистолет.
- Сержант, стоит ли рисковать стрелять так близко к точке входа? – спокойным голосом спросила Ведетт. Мордианка привыкла жить в темном мире, и мрак трюмных отсеков был для нее не таким тяжелым испытанием, как для остальных. Она куда реже других солдат спотыкалась и поскальзывалась по пути через это адское болото. Не меньшую ловкость и точность она проявила, предостерегая своего начальника, - Я имею в виду, что мы можем быть прямо под ними. Да?
Разочарование Конклина было очевидным, хотя его лица не было видно в темноте.
- Возможно.
Снова включив фонари, штурмовики начали готовиться к подъему по трубе. Без специального снаряжения, которым они обычно пользовались при выполнении подобного рода задач, им пришлось применять то, что было под рукой. Мортенсен крепко обвязал свой пояс вокруг двух тонких труб, параллельно идущих к потолку. Засунув пистолет и молоток в брюки, он подтянулся на поясе, и поставил ноги на обе трубы, давя ботинками навозные поганки. Подтягивая вверх пояс, скользивший по слизи поганок, майор начал подниматься по трубам, каждой ногой пытаясь найти опору на проржавевшем металле. Остальные штурмовики последовали его примеру, поднимаясь за майором во мрак.
За исключением Прайса, который поскользнулся и залепил в лицо Конклину подошвой, измазанной в дерьме, подъем до широкой трубы прошел без происшествий. Мортенсен молотком-гвоздодером делал вмятины на внутренней поверхности трубы, хрупкий ржавый металл прогибался, обеспечивая штурмовикам опоры для рук и ног. Снова надев пояс, он стал подниматься по трубе к казарменным палубам.
Спустя двадцать минут подъема по трубе, Мортенсен столкнулся с тем препятствием, которое ранее заметил Конклин. Для подъема нужны были обе руки, и майор приказал штурмовикам выключить фонари и подниматься по направлению к свету. Он едва мог разглядеть силуэты тварей, обитающих в трубе, а его бесчувственная кожа не ощущала их омерзительных движений, но чем больше света становилось в трубе по мере подъема, тем сильнее становилось его отвращение. С каждым движением вверх все больше отвратительных членистоногих ползало по стенам трубы и его рукам, вцепляясь недоразвитыми клешнями в его шею и щеки.
Их панцири были мягкими, а клешни еще слабыми, но они вполне могли проколоть кожу или выколоть глаз. Нарастающее отвращение вызвало прилив злости, и Мортенсен врезался своей мускулистой спиной в стену трубы, раздавив панцири нескольких более крупных тварей. Но эта тактика оказалась бесплодной, потому что на их место тут же приползли новые гадины, а полураздавленные твари посыпались на штурмовиков внизу.
Странное поведение огромного ракообразного внизу, пережевывавшего добычу и отрыгивавшего кровавую массу в трубы, стало более понятным. Здесь обитали детеныши чудовища. А теперь мелкие твари явно считали, что Мортенсен и его солдаты – их следующее блюдо.
Спустя тридцать метров мучительного пути майор прополз мимо участка обитания тварей, что было уже хорошо. Плохая сторона была в том, что выше труба оказалась более прочной и менее ржавой, и сопротивлялась ударам его молотка. Мортенсен был вынужден растянуться поперек диаметра трубы, упираясь коленями в одну сторону, а лопатками в другую, и, извиваясь, подтягиваться вверх. Это было последнее мучительное испытание их кошмарного пути по днищу авианосца. Руки и ноги горели от напряжения, а впереди были лишь двенадцать точек света. Солдаты «Отряда Искупления» непреклонно поднимались по трубе из кошмара днища к нормальности палуб.