С чего бы срочно требовать от меня, скромной железки с левой нарезкой на службе Инквизиции, бегом катиться в библиотеку посреди полного благополучия — было совершенно непонятно.
Знакомый стол, покрытый зеленым сукном, порадовал несколькими томами книг предельно сомнительного вида. Черная кожа переплетов, каббалистические знаки на обложках и страницах, одна из книг была натурально заклепана за уголки в густо гравированный молитвами металлический пенал, снабженный амбарного вида замком и парой здоровенных печатей.
Кресла вокруг занимали мои коллеги: седой бородатый арбитр в гогглах и рыжая дамочка, в облегающей робе послушницы. В книги они смотрели с показательным рвением, но некоторая бессмысленность взгляда, каким он становится у людей по третьему, а то и пятому кругу перечитывающих особенно непонятную информацию, как бы намекала на некоторый творческий кризис.
Закинувшая ногу на ногу сидя во главе стола, Мира Кадис задумчиво покачивала этой самой ногой, даже не пытаясь изображать работу мысли. А что? Она начальство, начальству можно.
Двигающаяся в такт коса госпожи страйк — коммандера едва не заставила меня залипнуть на минуту-другую. Удивительно похоже на движения кошачьего хвоста в засаде перед мышиной норой…
Приподняв бровь, коммандер хлопнула ладонью по столу, привлекая внимание.
— Борис, Кармина, оторвитесь от талмудов, не ровен час дырки в них протрете. А либрарий соответственно проест мне плешь. Введите Эйдена в курс нашей… маленькой проблемы.
Аколиты отложили инкунабулы. Та, что в металлическом футляре, резко лязгнула, закрывшись как то уж очень энергично.
Но Ковальски успела убрать палец раньше.
Коммандер поморщилась, блеснув зелеными огоньками глаз, и, придерживая ладонью стальную обложку, резко защелкнула амбарный замок. Надеюсь, послышавшееся изнутри недовольное ворчание было всего лишь иллюзией от недосыпания.
Арбитр откашлялся.
— Уважаемый господин аколит-наставник Кортез принес весть от прогностикаров…
Я скривился. В смысле, улыбнулся без энтузиазма. Колдуны, простите, псайкеры, прозревающие прошлое и будущее на корабле имелись в количестве и занимали отдельный отсек. Протяжные песнопения, похожие на завывания мартовских котов и регулярно долетающий из келий запах чего то подозрительно напоминающего salvia divinorum*, а также исключительная точность предсказаний, редко далеко уходящих от хрестоматийного «темна вода в облацех», формировали крайне специфическое отношение к этому источнику информации.
*Шалфе́й предсказа́телей, или шалфе́й наркоти́ческий, — вид растений из рода шалфей, из листьев которого получают психоактивный галлюциноген сальвинорин A.
— Подожди. — Улыбнулся во все 32 крепких белых зуба Борис. — Ты ж еще главного не услышал. — Улыбка стала еще шире, явно пошатывая пределы анатомических возможностей человека. — Они считают, что где-то на станции есть демон или одержимый.
— Где-то. — Тупо повторил я.
— На станции. — Еще слаще улыбнулся Борис.
— Впятером мы будем искать достаточно долго. — Дипломатично заметил я, мысленно представив громадину летящей в войде станции. Километры коридоров, сотни палуб, десятки тысяч населения.
— И хороших идей по ускорению поисков у нас пока нет. — Ковальски видимо мысленно пожевала свежий лимон, потому что ее лицо выражало отсутствие энтузиазма куда убедительней моего.
Что было непросто.
— Но аколит-наставник полагает что дело серьезное. — Резюмировала Кадис, жестом отметая наши сомнения в приказном порядке. — Даже не зная конкретики, если где-то что-то происходит серьезное по нашей части, то это так или иначе ведет к жертвам. Любой твари имматериума нужна энергия душ. — Задумчивое потирание подбородка плавно перешло в не менее задумчивое прикосновение к шрамам на лице. — А жертвы — в зависимости от их живучести или везучести, становятся проблемой либо арбитров — либо медиков. Впрочем, клиенты арбитров часто сразузнакомятся и с паталогоанатомами — бинго… Значит действовать будем следующим образом…
Грузовой док являл собой симфонию управляемого бардака, который и есть наверное единственно существующая во Вселенной форма истинного порядка. Гигантские манипуляторы перемещали контейнеры, хмурые докеры возились с крепежом. В воздухе висел запах машинной смазки, пота и какой-то резкой химии, от которой отчаянно хотелось чихнуть. Проталкиваясь через толпу матросов и местных, снующих туда и сюда, переругивающихся на низком и очень низком готике, мы двигались внутрь станции. Где-то в стороне пустоходы били пойманого воришку. Мертвенно-бледные сервиторы, понукаемые унылого вида технопослушником в некогда красной рясе, двигали тележки с горами мешков и коробок помельче. Лежащая среди дока гигантская, в пару человеческих ростов, шестерня, кажется вывалившаяся из механизмов, расположенных под высоким потолком, была густо залита чем то подозрительно бурым. Рядом сиротливо валялся одинокий ботинок с заметно погнутым металлическим подноском.