— Думаете, все произойдет сегодня, сэр? — спрашиваю я, когда он бросает на меня взгляд через плечо. Мы не часто разговаривали, но иногда это помогало мне почувствовать себя лучше.
— Может быть не сегодня, — говорит он, снова глядя вдаль, — но если не сегодня, то точно завтра.
— А что если мы не сможем связаться с Прохладным Ветром? Что тогда нам делать? — говорю я. Меня изводят некоторые сомнения.
— Сделаем, что сможем, — тихо отвечает Полковник. Внезапно он разворачивается на каблуках и обрушивает на меня всю мощь своего ледяного взгляда.
— Таня выстрелит?
— Конечно да, — спешно отвечаю я, полностью застигнутый врасплох внезапным вопросом.
— Если она не нажмет на спусковой крючок, когда будет нужно, — предупреждает меня Полковник, — ты определенно не доживешь до того момента, чтобы пожалеть об этом.
ОРИЕЛЬ стоял в предрассветном свечении пустыни в паре километров от города и наблюдал за светлеющим небом. Ветерок, прохладный в этот миг, поднимал вокруг небольшие песчаные смерчи и дергал за поля плаща песчаного цвета. Он был уверен, что один, поскольку не мог учуять поблизости присутствие разумной жизни. Достав маленький, похожий на жезл объект из кармана плаща, он положил его на землю и ударом вогнал в песок. Поигравшись с настройками, он активировал маяк, и тот начал пульсировать едва видимым тускло-красным светом, но он знал, что чувствительные сенсоры корабля увидят его так же ясно, словно свет прожектора.
Не прошло много времени, когда через небеса начал опускаться росчерк света, как будто падающий метеорит. Сначала он направился к Ориелю, а затем свернул на тысячу метров вверх, заходя широким посадочным кругом. Когда он приблизился, Ориель смог разглядеть обжигающе-белые точки плазменных двигателей шаттла, хотя его черный корпус исчезал на фоне тьмы. Ориель прождал еще одну минуту, и шаттл начал замедляться. При спуске едва был слышен визг, включились сложные антигравитационные двигатели, заменяющие громкие и неуклюжие реактивные. Корпус корабля мерцал и колыхался, а тьма вокруг него искажалась энергетическим полем, простирающимся на несколько метров перед носом. Ориель вознес про себя молитву богу-машине, надеясь, что адские сюрвейеры тау будут одурачены специально разработанным маскировочным полем. Техножрецы уверили его, что так и будет, но он никогда всецело не доверял изобретениям Адептус Механикус. Из корпуса вытянулись когтеобразные посадочные опоры, и шаттл приземлился, пару секунд успокаиваясь на мягком песке. Практически немедленно смолк визг двигателей, и секундой позже, с шипением сжатого воздуха, открылся передний люк.
Инквизитор бесстрастно наблюдал, как вниз по рампе сходит Дионис, в руках которого покоился шлем и от чьей тяжелой поступи вибрировал металл. Когда он сошел с рампы, та с шипением вернулась на место. Шаттл замерцал, маскирующее поле вновь было активировано, тем самым пряча маленькое судно.
Через несколько секунд малюсенький транспорт, едва трех метров в высоту и пяти в длину, стал невидимым.
— Приветствую, инквизитор, — произнес вновь прибывший, останавливаясь перед Ориелем. Его голос был тих, но отлично слышим.
— И я приветствую тебя, брат, — формально ответил Ориель, глядя на широкое лицо Диониса, — ты готов?
— Я всегда готов, инквизитор, — попрекнул его Дионис, — разве девиз моего братства не быть готовым все время, чтобы устранить угрозу, когда придет призыв?
— Значит, ты пропел свои боевые гимны и принес жертвы Императору? — спросил инквизитор.
— Я готов встретить врага лицом к лицу. Моя душа чиста, а оружие освящено, инквизитор, — отвечал Дионис.
— Надеюсь, оно нам не понадобится, — пробормотал Ориель, отворачиваясь.
— Славься Император, инквизитор, — произнес Дионис, когда Ориель вытащил переносной маячок из углубления.
— Да, — с жаром ответил Ориель, — в самом деле, славься Император. Сегодня нам придется повторить его жертву ради человечества.
— Именно для этого мы рождены, инквизитор, — напомнил ему Дионис.
— Да, рано или поздно, — согласился Ориель, мрачно улыбаясь самому себе, — хотя уж лучше поздно, учитывая, сколько еще нужно исполнить.
Глава седьмая
Убийцы
+++ Пришло время исполнить финальную ликвидацию +++
+++ Пусть с вами пребудет судьба и удача +++
ВСКОРЕ после меня просыпается Ориель и уходит, не сказав ни слова мне или Полковнику. Полагаю, что он ушел искать Прохладного Ветра. Если Пресветлый Меч будет проводить инспекцию сегодня, то мы будем сражаться меньше чем через час. Мыль о том, что я снова буду драться в настоящей битве против врагов, пытающихся убить меня, вызывает дрожь. Больше не будет мишеней, которые не могут отстреливаться. Не будет бесконечных учений, рутины и лекций. Это настоящее дело, и ничто не сравнится с ним.
Когда солнце начинает выползать из-за горизонта меж двух куполов вдалеке, я сажусь и начинаю разбирать свой автоган. Мои руки проделывают это автоматически, позволив мозгу на некоторое время отвлечься. Сначала я прогоняю весь план в голове, это уже закоренелая привычка, а затем смотрю на все вероятности, но это не отвлекает.
Мне просто не терпится начать. Хочу, чтобы вокруг засвистели пули, чтобы кровь побежала по венам, ощутить то, что я на краткий миг уловил во время угона шаттла, но чего был лишен около года. Хочется знать, сделает ли Таня выстрел, не зависимо от того, насколько хорошо выполнит свою работу Трост и несмотря на все месяцы упорных тренировок. Хочется знать, был ли я прав, и заслужил ли отправиться на это задание, или меня снова охватит боевой психоз, и Полковнику следовало бы оставить меня.
Эта мысль беспокоит меня сильнее всего. Я не хочу быть причиной завала миссии. Это странно, но задание для меня — это не только остановить командующего чужаков, готовящего вторжение в человеческий мир. Это более личное испытание, вызов, брошенный мне Полковником и Ориелем. Тех ли людей я выбрал в отряд и тренировал для выполнения задания. Выдержу ли я напряжение. Для меня это будет победой, независимо от того, какие будут последствия выполнения миссии. Это не сражение против тау, это битва против Шеффера и инквизитора, которому он служит.
— Тебя что-то гложет? — спрашивает Таня, вставая рядом со мной и глядя на восход.
— Да, — коротко отвечаю я, не ощущая желания делиться с ней. Она не моя подруга, и между нами ничего нет. Она Снайпер, и моя единственная забота — чтобы она сделала выстрел, и мы смогли убраться к чертям собачьим из той бури, что последует.
— О чем думаешь? — снова спрашивает она, садясь рядом со мной.
— Для начала о тебе, — говорю я, и разворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее, в то время как мои пальцы все еще перебирают механизм автогана.
— Я собираюсь увидеть следующий рассвет, — признается она, не глядя в ответ, — но на самом деле я не напугана. Мне просто любопытно.
— Словно это происходит не с тобой, будто это чья-то чужая жизнь? — предполагаю я, зная, о чем она говорит.
— Ага, что-то типа того, — соглашается она, впервые глядя на меня, а в ее глазах светится понимание, — ты чувствуешь себя все время так?
— Постоянно, — признаюсь я, защелкивая магазин обратно в автоган, и с отчетливым щелчком передергиваю затвор.
— Когда приходит время, это почти как экстаз, о котором говорят некоторые проповедники. Словно в меня вселяется сам Император, берет контроль, и я как будто становлюсь Его оружием и ничем больше.
С любопытством в глазах она смотрит на меня и я встречаю этот взгляд. Внезапно отрешенность пропадает, и я больше не вижу Снайпера, передо мной теперь Таня Страдински. Возможно последняя женщина в жизни.