— Да, Люций, я стар, — соглашается Гестимор, медленно кивая, — но у меня осталась еще пара славных лет, и мой разум все еще острый как никогда.
Иллюстрируя, он постукивает себя по голове.
— Зачем вы подчинились этому? Вы же знаете, что существуют лекарства против старения, — спрашивает Люций.
— Быть человеком, означает быть смертным, — философски отвечает престарелый мужчина, — отрицать это, значит думать о бессмертии, а это область только благословенного Императора. Ну, или для Темных Сил, которым мы мешаем. Отринуть свою смертность для меня, все равно, что отринуть все человеческое, за что я так упорно сражался, дабы защитить остальных.
Несколько минут оба сидят в полном молчании, приятное молчание, которое возможно только по прошествии многих лет дружбы. Первым его нарушает Гестимор, отвлекаясь от пламени в камине и взглянув на Люция.
— Ты пересек семь секторов не затем, чтобы спросить о моем здравии, — подчеркивает он, его лицо делается серьезным.
— Ты получил посланные мной данные? — спросил Люций, откидываясь назад, с деловым выражением лица.
— Да, и скажу, что ты играешь с огнем, — серьезно ответил Гестимор, — но ты все равно получишь от меня любую помощь.
— Больше чем что-либо, я нуждаюсь в совете, старый друг, — объяснил Люций.
— Ты прав, твое предприятие рискованно, но потенциальная награда стоит опасностей. При этом я бы предпочел заручиться поддержкой более существенной, чем есть сейчас. Мне нужно действовать быстро, резко и решительно, и я не уверен, что люди, которые есть у меня, подходят под требования.
— Ах, это просто, — Гестимор отмахнулся от обеспокоенности своего товарища взмахом руки с разбухшими венами, — обратись к старым клятвам, подними еще раз братство.
— Такое не просто, — ответил Люций осторожно, — братство нужно использовать только в экстренных случаях. Кроме того, увиливания и ухищрения как всегда мое оружие.
— Если тебе нужно их вмешательство, значит, время для хитростей и интриг давно прошло, — возразил Гестимор, поглаживая свою лысую макушку рукой, — возьми только одного брата. Для поддержки, как ты сказал.
— Я подумаю над твоим советом, — задумчиво ответил Люций, глядя в пламя и вспоминая минувшие сражения.
Глава третья
Лавры славы
+++ Цель в неведении и действует без раздумий. Они полностью доверяют нам. +++
+++ Опасайтесь недооценивать их. Они должны остаться в неведении относительно наших планов. +++
— Ваши дополнительные тренировки начинаются сей же час, — провозглашает Полковник, пока мы грузимся в шаттл, когда шли по мостику, вокруг посадочной площадки выл ветер.
— В мое отсутствие вся полнота власти переходит к лейтенанту Кейджу. Вы должны в точности исполнять то, что он прикажет. Ваши жизни будут зависеть от поддерживаемой вами дисциплины и обучения всему, чему вы сможете научить друг друга.
Интерьер шаттла намного лучше по сравнению с тем, к чему я привык. Вместо длинных деревянных скамеек в главном отсеке индивидуальные кресла, вдоль центрального прохода шесть рядов по три кресла с каждой стороны. Они обиты черной кожей, похожие на подушки подголовники, толстые ремни безопасности с позолоченными застежками, в общем, эти богатые кресла явно для комфорта более важных слуг Империума, чем мы. И все же, в данный момент они наши, я сажусь в одно из них в самом конце, наслаждаюсь ощущениями после пяти месяцев кандалов, прибитых к стенам. К моему удивлению, ко мне подходит Полковник и садится рядом.
— Ты понимаешь свое положение, Кейдж? — спрашивает он, пристегивая себя ремнями безопасности.
— Думаю да, сэр, — отвечаю я после секундного размышления, — я должен превратить эту кучку отбросов в боевой отряд.
— Я имею в виду другое, что я только один раз предлагаю последний шанс, — говорит Шеффер, — и ты уже его потратил. В этот раз никакого тебе прощения.
Я что-то такое подозревал, но все равно услышать такое прямолинейное начало, словно удар по голове. Значит, вот как. Нет прощения и нет конца сражениям за исключением смерти.
Я удивлен своими собственными чувствами, когда понимаю, что необыкновенно спокоен. У меня вообще причудливое ощущение отстраненности, как будто кто-то другой контролирует мою жизнь. Это действительно странное ощущение, его сложно объяснить. Я всю свою жизнь сражался против всего. Дрался, чтобы свалить из ульев Олимпа. Дрался со скуки на Стигии, и все завершилось Последним Шансом. Я воевал два с половиной года, чтобы сбежать от Полковника и смерти, я был уверен, что она меня ждет. Я сражался с ощущением вины и депрессией от того, что остался единственным выжившим в Коританоруме, и увы, этот бой проиграл. А последние шесть месяцев дрался, чтобы свалить из тюрьмы и против всё возрастающего безумия, которое из-за всех этих сражений начало заполнять мою голову.
В последний раз я осознал вот что: даже если я свободен, то все равно буду драться. Я просто не умею ничего другого. Если хотите, такова моя судьба, таково предназначение. Возможно, в планах Императора мне отведена роль бойца, до тех пор, пока не умру. Может быть, это все, что я могу предложить Ему.
Именно это открытие поразило меня, удивило, почему-то это мне раньше в голову не приходило. Вот почему я здесь, вот почему Полковник выбрал меня и почему я выжил, когда тысячи других умерли. Я сражаюсь. Вот что я делаю. Возможно, у меня был шанс изменить все это, но Полковник сделал все так, что этого никогда не случится, он заставил меня пройти через два с половиной года постоянной кровавой бани и сражений. Я превратился в его создание. Теперь я действительно ублюдок по нему.
— Я понимаю, сэр, — говорю я Шефферу, глядя на сидение перед собой. О да, я точно понимаю, что он сделал со мной, во что он меня превратил. Как я и говорил, учитывая, что я все мог изменить. Но теперь мой последний шанс — попытаться выжить, а не жить нормальной жизнью. Благодаря Шефферу это существование теперь единственное, что мне осталось.
— Хорошо, — коротко отвечает он и откидывает голову на спинку.
— Только есть кое-что еще, Полковник, — говорю я сквозь сжатые губы.
Он смотрит на меня, скосив глаза.
— Я ненавижу вас за то, что вы сделали со мной. И однажды я убью вас за это.
— Но не сегодня, Кейдж, — отвечает он мне с мрачной ухмылкой, — не сегодня…
— Нет, сэр, не сегодня, — соглашаюсь я, тоже откидывая голову. Закрываю глаза, и пока мой разум уплывает в сон, представляю, как мои руки сжимают его горло.
ДНЕВНОЙ цикл начинается с того, что в моей комнате включаются светополосы. Я вскакиваю со своей койки и быстро одеваюсь, натягиваю новую униформу. Пройдя через дверь, что соединяет мою комнатушку со спальней группы, я вижу, что большинство из них все еще спит, только Строниберг смотрит на меня.
— Поднимайтесь, вы, ленивые, толстые, никчемные куски сточного дерьма! — ору я на них, прохожу вдоль комнаты и пинаю их койки. — вы вроде как солдаты, а не дети!
— Отвали, солдатик, — рычит Стрелли, вскакивает со своей кровати и встает на ноги передо мной, — ты, может быть, и думаешь что главный, раз Полковник так сказал, но еще раз толкнешь меня и я выбью [censored] из тебя всю дурь, — я слышу, как сзади ко мне подходит Трост, слегка разворачиваюсь и делаю шаг назад, чтобы держать его и пилота на виду.
— Я согласен с флотским, — хрипло говорит Трост, его мертвые глаза смотрят на меня, — ты знаешь, скольких я убил? Да я даже не моргну, добавляя тебя в список.
Я ничего не говорю, сохраняю безразличное выражение лица. Я смотрю на других. Морк игнорирует меня, стоя спиной ко мне, он натягивает свои арестантские обноски. Таня сидит на краешке своей койки, болтает ногами, она явно не с ними, но и не встанет на мою сторону. Квидлон выглядит несколько смущенным, его глаза бегают между мной, Стрелли и Тростом, пытается решить на какой он стороне. Если у него есть хоть капелька разума, он примкнет ко мне. Айл все еще лежит на кровати, закинув руки за голову, тупо смотрит в потолок и притворяется, что ничего не происходит.