Он сделал неопределенный жест рукой. Только теперь я заметила, что нос у Тобита имел более здоровый вид, чем раньше, в Академии: гладкий, безо всяких рябинок и красноты. Правда, он остался таким же, похожим на луковицу.
— Видишь? — он с гордостью вертел головой, давая мне возможность рассмотреть свою физиономию. — Может, эта кожа и тебе поможет.
Он пододвинул ко мне жалкий коричневатый лоскут. Я не взяла его.
— Ну что тебе не нравится? Может, ты из тех женщин, которые используют свое лицо как предлог? Типа, кому легче повторять, что, вот, мол, такой уж я уродилась, а не пытаться решить свои проблемы из страха, что это может получиться. Не волнуйся — не будь этого пятна, тебе не на что было бы жаловаться…
— Еще одно слово, — прервала я его, — и я так тебя отделаю, что не хватит никакой кожи, чтобы скрыть это.
Морлоки очнулись и затрясли своими копьями. Жалкая, хотя и трогательная попытка выглядеть устрашающе. Продемонстрировать им, что после моих тигриных когтей след останется на любой коже, даже фальшивой? Весло положила руку мне на плечо:
— Не будь глупой, Фестина. Этот человек говорит, что ты можешь стать менее безобразной. Было бы лучше, если бы ты стала менее безобразной. Тогда смотреть на тебя было бы не так грустно.
— Тебе грустно, когда ты смотришь на меня, Весло?
— Я не из тех, кого волнует, как выглядят другие. Но, может, кому-то при виде тебя хочется плакать, потому что это неправильно — у единственного хорошего разведчика такой недостаток.
Ах! Ох!
— Ладно. Давай сюда твою кожу.
На ощупь лоскут оказался таким мягким и ровным, что хотелось гладить и гладить его. Цвет уже был близок к цвету моей кожи, пожалуй, чуть-чуть темнее. Когда я приложу лоскут к лицу, вряд ли разница будет слишком заметна — как если бы одна часть лица загорела немного больше другой. При условии, что искусственная кожа не приобретет багровый оттенок родимого пятна.
— Как быстро она меняет цвет? — спросила я, не глядя на Тобита.
— Примерно за час.
— Встретимся через час, — с этими словами я покинула комнату.
УДАРЬ НЕ СЛИШКОМ СИЛЬНО
Весло не отставала от меня. Вообще-то сейчас я не нуждалась в чьем-либо обществе, однако если, напившись, морлоки впадут в воинственное настроение, ей придется туго.
Выйдя из здания, я быстрым шагом пересекла площадь, двигаясь в направлении окраин города.
— Куда мы идем? — спросила Весло.
— Я ищу зеркало.
Как будто в нем была нужда, со всем этим стеклом вокруг! В случае необходимости я могла приложить к лицу лоскут, глядя на свое отражение в теле Весла. Но мне хотелось уйти подальше от Тобита. Если все получится, выносить его самодовольство будет… скажем так, неприятно; но если я даже не попытаюсь, он станет просто непереносим.
Если я даже не попытаюсь…
Представляете, у меня в животе возникли точно такие же спазмы, как в ту ночь, когда я решила расстаться с невинностью! Результат балансирования на остром лезвии желания и страха. Мне хотелось увидеть себя с нормальным лицом, я, можно сказать, страстно желала этого. Но опасалась разочароваться; хуже того, боялась измениться. Временами моя жизнь напоминала войну за то, чтобы оставаться самой собой. Меня ужасала мысль превратиться в кого-то другого, потерять себя.
Понимаю, это звучит по-детски. Просто я не могу найти слов, чтобы описать глубину проблемы, глубину своего страха; я не в состоянии охарактеризовать эти ощущения даже для себя самой. Нет у меня слов и для описания силы моего страстного желания. По-вашему, легко объяснить, почему я хотела избавиться от своего уродства, это ведь так очевидно, верно? Выглядеть как Проуп, Хакви и все прочие, в чьих взглядах я на протяжении всей жизни видела унизительное для себя отвращение, — с какой стати я должна стыдиться своего желания ничем не отличаться от обычных людей?
И Джелка… глупо, наверное, думать о нем в такой момент, но как он отреагирует? Будет ли в восторге, обнаружив на Мелаквине женщину безо всяких изъянов? Или же станет воспринимать меня так, как разведчики всегда относятся к «нормальным»: как к поверхностным, тщеславным, милым существам, не стоящим, однако, серьезного внимания?
— У тебя грустный вид, — заметила Весло. — Почему ты грустишь, Фестина?
— Потому что я глупая, — я покачала головой. — Очень глупая. Я хочу быть сама собой, но в то же время хочу стать другой женщиной, которая, боюсь, может мне не понравиться.
— Это и в самом деле глупо, — согласилась Весло. — Если ты станешь совсем другой женщиной, я разобью тебе нос; тогда ты будешь знать, что должна снова превратиться в мою подругу.
Я рассмеялась и поцеловала ее в щеку:
— Спасибо. Только бей не слишком сильно. Моему лицу хватает неприятностей и без сломанного носа.
ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ
Мы нашли дом, очень похожий на тот, в котором жил Джелка, — тоже набитый оборудованием, но не распотрошенным. В ванной оказалось зеркало. Я попросила Весло подождать снаружи и уставилась на свое отражение, запоминая лицо, которое так часто хотела забыть.
Может, ничего еще не получится.
Захочу и отлеплю кожу.
Лоскут может оказаться слишком мал.
На самом деле его пришлось даже слегка подрезать. Для этой цели я использовала скальпель из своей «аптечки», но сначала долго-долго мыла его.
Я ВОЗВРАЩАЮСЬ К НОРМАЛЬНОМУ ОБЛИКУ
Кожа без усилий прилипла к щеке. Некоторое время сохранялось легкое ощущение ее прикосновения, но оно постепенно ушло — так после умывания по мере высыхания исчезает ощущение влаги.
Когда я только что приложила лоскут, контур заметно выделялся; я даже попыталась осторожным похлопыванием сгладить его. Однако прямо на глазах внешний край как бы срастался с моей собственной кожей, становясь частью ее. Я провела пальцем по линии соединения; она была едва ощутима. И все же пока еще можно было различить, где кончается лоскут и начинается моя кожа, — лоскут выглядел чуть темнее. Однако спустя несколько минут все следы стыковки исчезли.
Так паразит присасывается к вновь обретенному хозяину.
Тем не менее противно мне не было. Щека стала гладкой, наклонившись поближе к зеркалу, я могла даже различить тонкие волоски. Интересно — это мои волоски, проникшие сквозь поры новой кожи? Или на ней были свои, для более полной имитации?
Я не знала. Я даже не помнила, росли ли волоски на моем родимом пятне. Спустя три минуты я вообще забыла, как оно выглядело.
С внезапным всплеском энергии я отпрянула от зеркала и вышла в соседнюю комнату.
— Пойдем прогуляемся, — сказала я Веслу.
— Можно мне прикоснуться к нему? — попросила она.
— Нет. Прогуляемся.
ПРОСТО ЭТО ТРУДНО
Мы шли вдоль окружности купола, оказавшись тем самым на окраине города — только там меня со всех сторон не окружали стеклянные дома. Через час я посмотрю на свое лицо; до тех пор мне не хотелось даже мельком видеть свое отражение. Неудивительно, что я не отрывала взгляда от черной стены купола. В ней ничего не отражалось — и прекрасно. Я чувствовала, что время от времени Весло искоса взглядывает на меня. Тщетно. Я нарочно шла справа от нее, чтобы она могла видеть лишь мою нормальную щеку. Прошло несколько минут напряженного молчания, и она спросила:
— Как ты себя чувствуешь, Фестина?
— Прекрасно, — чисто автоматически ответила я. — Я всегда чувствую себя прекрасно.
— Неправда, ты волнуешься. Может, уже пора ударить тебя по носу?
Я грустно улыбнулась:
— Нет.
Возникло сильное искушение повернуться к ней лицом, но я преодолела его. По ощущению щека была как щека, но, казалось, все мои мысли сосредоточились на ней.
— Просто это трудно, — пробормотала я.
— Почему трудно? Либо ты останешься такой, какой была, либо будешь менее уродливой. Ты ничего не теряешь.
— Не исключена аллергическая реакция.
— Что такое «аллергическая реакция»?
— Это… — я покачала головой. — Неважно. Просто это трудно и все, — я опустила взгляд на белый бетон под ногами и повторила: — Это трудно.