Выбрать главу

— А вот и дырочка, Гирей-ага!

Глава 2

Прямо над "залом ожидания" располагался длинный светлый коридор, по которому их и повели — впереди шел один стражник, за ним Пурдзан, за Пурдзаном еще два стражника, потом шел Василий и последние два стражника — за Василием. Коридор был совершенно пуст. Следили за ними, разумеется, не через дырочку, да и камера, скорее всего, была не на потолке. "Идиотом же я выглядел!" — подумал Василий. Может, он и выглядел идиотом во время своей «арии», но именно благодаря этой «арии» их с Пурдзаном теперь ждет не допрос, а содержательная беседа. Василий очень надеялся, что так оно и будет. Ну не могут, не должны измаилиты оказаться такими же глупыми, как и византийские центы. Главное, чтобы глупым не оказался Пурдзан. Но Пурдзан пока что вел себя спокойно.

Коридор, между тем, кончился, их вывели в небольшой семиугольный зал. В этот зал выходило еще три коридора и три лифта. На мраморном полу, как догадался Василий, была выложена семиконечная звезда Хануми. Звезду топтало множество ног — не менее пяти конвоев ждали свой лифт. Головы подконвойных прикрывали желтые холщевые мешки. Пурдзану и Василию тоже натянули по мешку. Мешок не затруднял дыхания, но в грязно-желтой мгле Василий чувствовал себя неуютно.

Мелодичный электронный гонг возвестил о прибытии лифта. Стражник легонько подтолкнул Василия. В лифте было тесно. Голос Пурдзана прозвучал, казалось, издали — мешок скрадывал звуки:

— Гирей-ага, мне нельзя… Ой!

Видимо, Пурдзана ткнули, чтобы замолчал, тем более — не называл имен. Но Пурдзану было плевать на соображения порядка и секретности.

— Нельзя! Тесно! Задыхаюсь!.. Гад!

Пурдзана снова ткнули, послышалась возня и вдруг — мощный мужской вопль. Пурдзан дал сдачи, и, кажется, дал от души. Идиот! Василия несколько раз сильно толкнули, стражники все одновременно начали ругаться — не громко, но очень злобно. Кто-то во весь голос крикнул:

— Стой! Стрелять…

Крик оборвался стоном. Василий сдернул с себя мешок. В узком помещении лифта происходила невообразимая свалка, подконвойные с мешками на головах жались к задней стенке и старались не двигаться, у их ног корчился стражник с перерезанным горлом. Остальные стражники, скользя по крови подошвами замшевых остроносых сапог, пытались скрутить Пурдзана. Кто-то орал в переговорник. Лифт, дернувшись, замер.

— Нельзя! — снова крикнул Пурдзан. Мелькнула его рука с зажатым в ней исмаилитским кинжалом. Из-под толпы, прикрыв руками лицо, выполз еще один раненый стражник, между пальцами у него густо сочилась кровь. Василий понял: Пур дорвался до кинжала. Это конец.

— Пурдзан! Отста-а-авить!!!

Василий моментально охрип — скорее всего, от страха. Пурдзан все еще не сдался. Стражники не стреляют — и в своих попасть боятся, и в Пурдзана тоже: ценный свидетель. Всадить бы ему пулю, кретину… А кинжалом он их режет, как колбасу, у козлов ведь с пеленок любимая игрушка — кинжал.

Внезапно стражники все вместе подались назад, придавив Василия к стене. Встав на цыпочки, Василий увидел, что Пурдзан принялся лягаться. Мешка на нем, разумеется, не было, зато в каждой руке — по кинжалу. Копыта мелькали в спертом воздухе, стражники уже не сдерживались, вопили во весь голос. Пурдзан замер… Устал? Только бы стражники в это не поверили. Но двое, все-таки, поверили. Они метнулись к Пурдзану, тот резко подпрыгнул, лягнув их обеими ногами. Стражники на миг замерли, схватились за лица, а Пурдзан, упершись им руками в плечи, снова подпрыгнул, сделал стойку на руках и обеими копытами ударил в потолок лифта. Одна панель вылетела сразу. Василий вспомнил рассказ про дир-курпана: "Не повезло бедолаге".

Пурдзан, уцепившись за что-то ногами, подтянулся и скрылся в отверстии. Один из стражников кинулся следом, наполовину высунулся в отверстие и сразу же свалился обратно со стоном. Из его развороченной глазницы текла кровь.

Стражники, наконец, поняли, что прийдется стрелять, и принялись палить сквозь потолок. Несколько секунд звуки выстрелов прерывались дробным топотом пурдзаньих копыт, потом раздался его истошный вопль — и замер где-то далеко.

Стало тихо. Стражники и подконвойные стояли, не шевелясь. Потом двое стражников медленно полезли наверх. Выбрались на крышу лифта. Василий слышал их неторопливые шаги. Стражники вернулись. Оба, сорвав с лиц повязки, промокали потные лбы.

— Свалился, — сказал старший, — поехали дальше.

Глаза стражника встретились с глазами Василия. Василий пожал плечами. Почесал в затылке. Снова пожал плечами. Ему было стыдно. Стражник намотал повязку на лицо, бросил взгляд на отверстие, пробитое Пурдзаном. Снова повернулся к Василию:

— Наденьте мешок, пожалуйста.

Дальше двигались молча, как положено. Будто ничего не произошло. Лифт несколько раз останавливался, кого-то выводили, кого-то заводили. Василий был рад, что его лицо закрыто мешком, что ему никого не видно и что он не видит никого. Хорошее изобретение мешок. Если ты чувствуешь себя преступником, мешок тебе просто необходим.

А Василий чувствовал себя преступником.

Лифт сделал очередную остановку, Василия вежливо поддтолкнули и повели, кажется, опять по коридору. Поворот, снова прямо. Голос стражника:

— Осторожно, лестница.

Коридор, поворот, еще пара лестниц. Пришли. Стражник снял с Василия мешок. Круглая комната. Помимо той двери, через которую ввели Василия, в комнате было еще две двери с номерными табличками — ноль и один. Потолок украшен светящимся персидским узором, посреди комнаты — круглый стол, вокруг которого стоят стражники и трое подконвойных. С подконвойных тоже только что сняли мешки, один подконвойный мигал и оглядывался, двое других стояли спокойно. Эти двое чем-то очень не понравились Василию. Их лица… Знакомы? Нет, не сами лица, только выражение. Вернее — всякое отсутствие выражения. Совсем недавно он видел точно такие же лица. Если с одного подконвойного снять мундир византийского цента, а с другого — рабочий халат, да нарядить обоих в серые туники… Римляне! Ладно, решил Василий, горячку пороть не буду. Спросят — отвечу.

— Прошу. Начинаем.

Голос принадлежал человеку, сидевшему за столом спиной к Василию. Знакомый голос. Да и темная лысина обладателя голоса тоже показалась знакомой. Если снять эту черную феску… Свиные уши! Василий решил, что от своих приключений сделался психом. У него мания — всех раздеть.

Стражники отошли к стене, подконвойные сели на мягкие вращающиеся стулья. Василий занял свое место и посмотрел в лицо хозяину лысины.

Псих, понял Василий, я псих! А если не псих? Ведь это же…

— Прокопий Мвари! Мвари!!!

Стражники дернулись было, но огромный негр остановил их движением руки. Внимательным взглядом изучил лицо Василия, будто искал какие-то изъяны. Улыбнулся.

— Простите?

Василий почувствовал себя полным дураком. Даже если это Мвари, не стоило так орать.

— Мне показалось, что я с вами встречался…

— Едва ли, — ласково ответил негр, — я бы не забыл вас. Мое имя Махмуд Алибас. — Негр откинулся на спинку своего стула, задержал взгляд по очереди на каждом из сидящих. — Я руковожу кафедрой игротехники на философском факультете Валгалльского Медресе, и сюда меня пригласили для проведения методологической игры по теме, волнующей всех вас. Да и нас. А также, разумеется, Орден Измаилитов, чьим гостеприимством мы сейчас пользуемся. Разница между мной, измаилитами и вами заключается в том, что ни я, ни измаилиты не являемся экспертами по волнующему нас вопросу. А вы четверо — эксперты.