Три девушки стояли, потупившись. На них была местная одежда — короткие узкие черные платьица.
Татьяна молча помотала головой.
— Мы здесь… Можно? Здесь хорошо… — сказала Резеда.
Хафизулла подбежал к ним. Лицо его было грустным и удивленным.
— Вы… Не с нами?
— Хаф. Прости, — ответила Гюльчачай и поцеловала Хафизуллу в щеку. В другую щеку его поцеловала Татьяна, а низенькая Резеда встала на цыпочки и поцеловала в губы.
Тут раздался крик Ольги:
— Сюда! Василий, Борис! Глядите.
Ольга стояла у входа в аппарат, у нее в руках была Лира Орфея.
— Кто-нибудь, войдите внутрь, поглядите на стены.
Василий вошел.
— Рыбки на стенах, как обычно.
— Не совсем.
Ольга, не выпуская Лиры из рук, тоже вошла внутрь.
И рыбки поползли! Сначала казалось, что рыбки движутся беспорядочно, но вскоре все они выстроились в прямую линию, точнее — в круг, опоясывающий все внутреннее пространство аппарата.
— Лира, — уверенно сказала Ольга.
Вошел Борис. Ему Ольга тоже продемонстрировала странный эффект. Борис попросил повторить. Несколько раз Ольга выходила и заходила. Когда она снова хотела выйти, Борис ее остановил.
— У меня банальная идея. Просто так. Поднеси балалайку к алтарю.
Ольга поднесла. И рыбки наползли друг на друга, сжались… Теперь вдоль стены тянулась тонкая черная полоса.
— Покажи.
Борис взял Лиру из рук Ольги. Осмотрел со всех сторон. Потом провел ладонью по пазам на верхней части клетки, укрепленной на алтаре.
И вдруг установил Лиру в эти пазы!
— Смотри! Подошло. Только что это?
— Не знаю. Я даже не разглядывала папину игрушку как следует. Может, на ней что-нибудь мелко написано, нарисовано…
Ольга склонилась над Лирой.
— Нет, гладкая.
— Наклонись еще раз… — пробормотал Борис.
— Зачем?..
— Наклонись!
Ольга наклонилась, прикоснувшись лбом к одному из щупалец медного кальмара.
— Есть! — Борис даже засмеялся, — Есть! Так. Думай о родине. Ладно, думай о любом месте, только не о том, где мы сейчас… Думаешь?
— Я…
— Вижу. Думаешь. Вась, ты видишь?
И Василий увидел. Снова рыбки поползли по стенам аппарата, складываясь в какую-то картину. Замерли…
— О другом месте думай… Хорошо.
Рыбки поменяли положение, сложившись в другую картину.
— Все, Оль, спасибо. Мы с Васей теперь знаем, как этой шапкой управлять. Суешь башку в кальмара, думаешь, куда хочешь попасть. И жми на газ. Почти как вручную. Приложил лоб к улитке — и вперед.
— А зачем тогда вся эта механика? — спросила Ольга, но сразу поняла, зачем.
— Да, улитку-то при этом с собой прихватить хочется. Что ж, это рычажки. На стене, из рыбок — карта. Но мы не умеем ее читать.
Борис пожал плечами.
— Поступай как просто с улиткой… Ага!
И он внезапно выскочил наружу.
Василий задумчиво потер подбородок.
— Как просто с улиткой не выйдет. Нам надо в Блидинг. Никто из нас там раньше не был…
Тут вернулся Борис. В руках у него было что-то блестящее, круглое…
Мозг Комнина.
— Вот он! — Борис криво улыбнулся, — он не только был в Блидинге. Он и сейчас там.
Снаружи послышались быстрые шаги. Появилось испуганное лицо Тимура.
— Поднимайте свою бандуру и улетайте! Живо! Там на улице — менты с солдатами, все сюда бегут.
Борис длинно выругался.
— Поймали, суки! Вась, зови Хафа, хватит ему там со своим гаремом прощаться.
Василий хотел что-то сказать на прощанье Тимуру с Володей, но те только замахали руками:
— Некогда! Некогда! Мы сейчас откроем ворота, а вы…
— Не надо ничего открывать, — ответил Василий.
Борис поднес мозг стратига к медным щупальцам. Рыбки поползли — и замерли, образовав картину, от которой по спине Бориса поползли мурашки. Да, он эту картину узнал. Именно такая картина, вроде бы абстрактная, а на самом деле — очень конкретная и жуткая, виделась ему, когда он, сидя в вычислительном центре Казанского Авиационного Института, писал свою злосчастную программу.
— Пора, — прошептал Борис. Язык его почти не слушался.
— Улитка, — рычал Василий, — где… Вот.
Жилетка Пурдзана завалилась за сундуки. В ней лежали золотые улитки.
Снаружи уже слышались далекие команды. Василий взял одну улитку, аккуратно положил ее на дно клетки. Усмехнулся, вспомнив, как возился с фонариком. Теперь все проще.
— Держишь башку?
Борис кивнул. Хафизулла выглянул в последний раз — чтобы встретиться взглядом с Гулей.
— Едем.
И Василий передвинул тумблер.
Нарастающие крики смолкли — закрылась дверца. За окошками поплыл розовый туман, тот самый.
Володя хмурился. Тимур протирал очки. Такого они не ожидали: рогатая бандура вдруг взяла и исчезла. Надо съездить домой, где оставили золото, подумал Володя. А то вдруг оно тоже исчезло?
Но сразу бежать нельзя — сейчас здесь будут солдаты. Надо состроить невинные лица.
Солдаты ворвались в ангар.
— Где они?! — заорал молодой лейтенантик.
— Кто? — спокойно спросил Володя. Это спокойствие далось ему дорого: при виде лейтенанта у Володи перед глазами все поплыло. Он уже не мог ни во что верить — и одновременно готов был верить во все, что угодно.
Старший лейтенант внутренних войск Василий Гиреев с большим трудом упросил начальство послать его в Казань. Но он хотел во что бы то ни стало довести дело до конца.
И еще лейтенант хотел отомстить за убитых ребят — убитых зверски, не по-человечески. За ребят, разрезанных пополам.
Но в ангаре никого не было, только какие-то левые мужики с телками.
— Где они?! — орал лейтенант, срывая бессильную злобу.
— Где?!
Глава 4
Василий держал палец на тумблере.
— Когда отпускать?
— Не знаю, — ответил Борис, но сразу поправился, — знаю. На стены гляди. На карту.
Рыбки покинули свои места, разрушив ужасную картину, и снова стянулись в тонкую линию.
— Давай!
Василий отключил ток. Розовый туман пропал. За окнами было небо. И деревья. И трава. Дверь отошла в сторону. Воздух оказался очень чистым, куда чище, чем в Казани.
Разумеется, ведь это была не Казань. Широкий заросший луг простирался во все стороны. Вдали, около небольшой рощицы, белела каменная беседка.
— Ольга, давай туда, для начала.
Ольга встала за пульт, ввела режим. И взялась за штурвал. Аппарат приподнялся над травой и поплыл к беседке.
Беседка была наполовину разрушена и почти вся заросла плющом.
— Красиво, — тихо сказал Хафизулла, — а кто…
Внутри беседки, на мраморной скамье, кто-то сидел.
Хафизулла, Василий и Борис спрыгнули на землю, держа оружие наготове. Ольга, повернув рычажок, нацелила на беседку мелкокалиберную авиационную пушку.
Поперек скамьи шла большая трещина. Человек сидел возле самой трещины. Он был одет в выцветшую тогу, когда-то — ярко-синюю.
— Блид? — предположил Василий.
— Не блид, — ответил Борис. Ответил очень тихо и очень грустно.
— Не блид. Я его узнал. Или нет… Но те были такие же.
— Узнаешь тут… Смотрите, как высох.
Хафизулла подошел вплотную к сидящей фигуре. Старик. Седые редкие волосы. Ввалившиеся тусклые глаза. Кожа туго обтягивает череп. Руки, лежащие на коленях, больше похожи на руки скелета. Действительно, скелет, обтянутый кожей.
Но он дышал! Правда, ни на что не реагировал.
Борис хотел прикоснуться — но отдернул руку.
— Все-таки, блид. Не боевой. Просто. Думаю, крайняя фаза.
Хафизулла навел бластер на старика. Опустил.
— Здесь что, все такие?
— Проверим.
Борис обошел беседку, заглянул в рощу.
— Ты куда? — забеспокоился Василий.