Вышли на экстренную связь с базой. В вечернем сеансе получили ответную радиограмму. Им предписывалось точку покинуть, уйти на запасную, предусмотренную в задании. Взять с собой все необходимое, сколько смогут. Остальное сжечь.
Чаулин отбил еще одну короткую шифровку, указал квадрат, куда сбросить груз.
Остаток ночи лихорадочно собирались в путь. До отказа набили рюкзаки, навьючили на них батареи к рации, заполнили патронташи и подсумки патронами и гранатами, запасные магазины к автоматам засунули даже в голенища. Переоделись во все чистое.
За полночь над округой повис туман. Он сгустился очень кстати. Подчистили все оставшееся имущество, снесли к мусорной куче, облили керосином и подожгли. Костер разгорелся факелом, но за туманом его наверняка не было видно.
Взгромоздили на себя поклажу и пошли к новому месту.
Конец ночи и первые утренние часы шли на север. В такое время редко кто ходит по тундре. Едва забрезжило, залегли, замаскировались кустами и отлеживались целый день. Люди в поле их обзора не попадались. Вечером опять двинулись по намеченному курсу.
К следующему утру вышли к Зунд-фьорду. Побережье здесь пустынное, безлюдное, жилья поблизости нет. Невдалеке Нордкин. Наблюдать отсюда за морем удобно, обзор далекий, караваны и суда непременно плывут перед глазами. Но тут заметно холоднее, ветер дует почти непрерывно. Оттого комаров было меньше, чем на прежней базе, воздух более сырой, колючий, пронизывающий.
Точку эту командование выбрало, видимо, потому, что трудно предположить, будто с суши сюда кто-то придет. Место нелюдимое, непривлекательное. Даже за ягодами редко сюда забредают.
Нашли крохотную полянку между торчащих из мшаника гранитных острых бугров, на ней устроились, сложили рюкзаки.
База сообщила, что 12 июня им сбросят продукты. Прождали весь день, но самолет не видели, хотя гул за облаками был слышен. Выброску не засекли. Походили по окрестностям километра на два-три, ничего не нашли.
Через пять дней получили новый сигнал базы о вылете самолета с грузом. И опять неудача.
Рюкзаки опустели. Жевали шоколад с холодной водой. Изредка попадались грибы, но ни сварить их, ни поджарить было не на чем. Ягоды еще не поспели, висели на веточках мелкие и зеленые. С голодухи жевали жесткие ранние ягоды черной водяники. Они забивали рот множеством жестких зерен, но своим обильным водянисто-сладким соком немного освежали рот. Хотя они и не очень вкусны и питательны, но люди считают их целебными.
К востоку прошел караван — три судна в охранении семи сторожевиков. Выждали часа два, пока он скроется за мысом Нордкин, потом донесли.
Голод все более донимал. Минуло уже двадцать дней, как они ушли с прежней точки. Пробовали ловить рыбу, не получалось. Однажды все же в ручье перегородили камнями протоку выше и ниже заглубленной ложбинки, где плавала форель, забрели с двух концов и рубахами стали тянуть, как сеткой. Рыба металась, пришлось гоняться за ней. Вымотались, устали. После нескольких заходов рыба прыгнула на берег, где проворный Чаулин накрыл ее рубахой.
Ее очистили и крепко засолили, часа через два съели. Стало повеселее, потянуло ко сну.
Наконец, через несколько дней самолет вышел точно на них, сбросил тюки почти к выложенному сигналу. Все посылки получили в целости и сохранности.
Дежурство возобновилось. Сидели в накидках. Растянули из таких же накидок палатку. Собирали валежник, плавник, жгли костерок. Грели консервы, кипятили воду. Шел июль, верхушка лета. Потеплело. Опять возобновились дневные беседы.
Чаулину хотелось, чтобы скорее началась спокойная жизнь без потрясений, без постоянных нехваток. Война, думалось ему, все расставила по своим местам, обозначила позиции каждого. И он не раз возвращался к этой теме:
— Я думаю, немало мы по-другому осмыслили. То, что казалось темным, не стало светлым, однако его должно стать много меньше, сорняки эти люди выкорчуют.
— А я так не считаю. Большие усилия понадобятся, чтобы выскрести всякую шелуху и отребье. И еще, пожалуй, труднее сделать всех людей честными, бескорыстными. Тысячелетиями человека с младенчества учили — это твое, никому не давай, зубами вцепись, но свое сохрани.
— Но ведь мы и воюем за то, чтобы человек не лишал другого жизни ради присвоения себе чужого добра.
— Мы воюем не только за это. Мы бьемся за справедливое общество, за равенство, за братство людей. И я не сомневаюсь, после победы народ добьется этого. Засорена земля сорняками да паразитами. Из войны не все выйдут с такими убеждениями, как у нас с тобой.
— Почему?
— Да хотя бы потому, что не все сегодня взялись за оружие, чтобы защитить советскую Родину.