Как-то, уже после войны, пришлось мне идти морем к одному из северных островов. Стоял я на мостике и во все глаза жадно смотрел на знакомые места, которые уже давно не видал. И вдруг на небольшой каменистой косе я обнаружил остатки боевого корабля. Из воды торчала носовая часть корпуса с когда-то красивым, стремительно изогнутым форштевнем[2]. Это был «Баку». Отплавал он свое, отходил тысячи миль по морским дорогам. И вышел ему срок уходить на покой. Но не просто ушел он на слом. Еще пригодился для науки нынешним морякам. Испытывая новое оружие, они тренировались в стрельбе ракетами по этому некогда гордому кораблю, ставшему обычной мишенью…
Теперь пришла пора и нам отплатить Тихоокеанскому флоту за товарищество, за флотское братство. Мы снялись с запада раньше других флотских частей. Следом за нами потом к восточным границам приехали и пришли морем другие команды, экипажи для новых кораблей.
Наступила жара. В вагонах стало душно и пыльно. Как только подольше остановка — стараемся добраться до воды и отмыться от сажи и копоти. На станциях по очереди бегаем в продпункты за харчами и к кубовым за кипятком.
Ехали мы скорым, остановки на станциях были короткими, посмотреть города и селения как следует не удавалось. Перед глазами больше маячила привокзальная толчея. С большим любопытством смотрели мы на Свердловск, вспоминали, что туда ездили и наши с флотской делегацией в гости к рабочим. Проехали Омск, Новосибирск и другие зауральские города, всю войну снабжавшие нас оружием и боеприпасами.
Степные просторы Западной Сибири сменились необъятными лесами, могучей зеленой сибирской тайгой. Полноводные и широкие реки, большие и малые озера еще не устоялись от весеннего разлива.
Перед Иркутском зеленый таежный океан все чаще и чаще стали сжимать горы, поезд то шел на подъем, то нырял в узкие расщелины между высот. Наш эшелон приближался к краю гор. Вспомнились давно слышанные непривычные названия — пади, распадки, сопки. Загадочная, немного романтическая страна, оставшаяся в памяти по книгам Арсеньева и Фадеева, по песням о партизанах, трех танкистах и зорких пограничниках, бежала нам навстречу.
Хотелось увидеть воспетый людьми несравненный Байкал, на котором баргузин разгоняет морскую волну. Дорога огибала западное побережье озера почти у самого уреза воды. И как только поезд останавливался, вынырнув из очередного туннеля или собираясь заскочить в следующий, — мы выпрыгивали из вагонов и бежали к его чистой, хрустальной воде. Погода стояла тихая, и озеро было зеркально гладким. Купаться не рисковали, вода была еще холодная, но пили ее до боли в зубах, умывались про запас, зная, что впереди еще много песку, пыли и копоти.
Проехали Улан-Удэ — родину наших разведчиков Михаила Калаганского и Степана Горбунова. Потом в стороне остался Благовещенск, в котором живет Иван Баринов, потерявший зрение в одной из набеговых операций нашего отряда в Варангер-фьорд.
Перед Хабаровском ребята как-то подтянулись, сгрудились у окон и в дверях, чтобы посмотреть на эту неофициальную столицу дальневосточного края. Перед нами знаменитая Волочаевка, красавец мост через Амур, могучая полноводная река. Где-то тут, в Хабаровске, на Амурской флотилии служат наши ребята, раньше нас выехавшие на восток, — Андрей Залевский, Виктор Братухин и Валерий Коротких.
И поезд наш повернул к югу, к Владивостоку.
Двенадцатого июня мы добрались, наконец, до цели.
Перед нами — огромный океан, ворота в мир далекий, таинственный и никем из нас еще не изведанный.
На первое время отряд расположился в большом старинном особняке. Наше жилье оказалось в центральной, самой людной части города. Владивосток той поры вовсе не походил на виденные нами города и селения на западе страны, сожженные и разоренные губительной войной. Это было заметно во всем, даже в том, как были одеты люди. За многие годы привыкнув к светомаскировке, мы чувствовали себя как бы выставленными напоказ на залитых светом вечерних улицах. Три года в Полярном отряд жил в растрясенной взрывом, но устоявшей половине дома, а другая его половина была начисто разрушена фашистской бомбой. Стекла не было, и все окна пришлось наглухо зашить досками. Так выглядел не только наш дом. Если где и сохранилось стекло в рамах, то оно было или укрыто деревянными щитами, или заложено мешками с песком.
А здесь на улицу глядели своими глазищами огромные витрины магазинов, за зеркальным стеклом ярко горели люстры и лампы. Торговали магазины, были и такие, в которых многое можно было купить по коммерческим ценам. А мы уже давно отвыкли от покупок, много лет не бывали в магазинах. Все получали по нормам от интендантства. Тут вечером можно зайти в ресторан и заказать на ужин блюдо по вкусу, правда, по довольно высокой цене. И совсем уж нашему глазу казалось необычным обилие людей, одетых не в военную форму. На нашей отдаленной базе на севере всегда было мало гражданского населения. А в войну в прифронтовой зоне в штатской одежде красовались лишь заезжие артисты да делегации от шефов с заводов.
2
Форштевень — носовая часть корабля, поковка или отливка в форме носа, служащая продолжением киля.