Пришедшие вместе с ним в отряд друзья и погодки Дмитрия, такие же крепыши Саша Манин и Зиновий Рыжечкин, навсегда остались в скалах Заполярья. Их близкий друг Михаил Костин, тоже в прошлом отрядный радист, не смог поехать на восток. На заключительном этапе войны пришлось ему вместе с двумя товарищами провести на вражеском берегу подряд без малого девять месяцев, выполняя очень важное и опасное задание. Эти горячие, безупречные комсомольцы избрали для себя службу в разведке в первые дни и месяцы войны. В боях они мужали, кровью и походами завоевали себе рекомендации в партию.
Другой радист, Михаил Калаганский, ни внешностью, ни характером совсем не похож на Кожаева. Хоть и служат они вместе и выполняют одно дело, по натуре это почти антиподы. Опасные походы во вражеский тыл так сдружили их, что раздоров между ними никогда не бывало. Несколько лет служил Калаганский в одном из радиоподразделений флота, был отличным специалистом, членом партийного бюро, уважаемым сослуживцами и начальниками. Но что-то в характере, видимо, заставляло Михаила упорно стремиться к походам в тыл врага. Он серьезно готовил себя к разведке. Только в сорок четвертом году ему удалось добиться у командования перевода в разведывательный отряд.
Рослый, сложенный, как тяжелоатлет, прекрасно физически натренированный, он ловко выделывал замысловатые фигуры на турнике, легко играл с двухпудовкой, по-свойски обращался со штангой и мог побороться на ковре. Гладко зачесанные на пробор волосы, скуластое, смугловатое, со слегка монгольским овалом лицо и чуть ястребиный нос оставались в памяти. Черные блестящие глаза как будто никогда не знали тоски и печали. Родился и вырос он далеко на востоке, в Улан-Удэ, служил на флоте в Заполярье, а теперь вот судьба забросила в Корею. То задушевно, трогательно, то лихо, по-матросски, в темпе, с присвистом играл он на баяне или на аккордеоне. По душе пришелся бойцам отряда этот общительный моряк, и все искренне его полюбили.
Отошли они сейчас с Дмитрием в сторонку и стучат на ключе свои тире и точки.
Леонов, Гузненков и один из переводчиков оставили расположение отряда и ушли, как потом нам стало известно, для встречи с нашим советским разведчиком, заброшенным в Унги еще задолго до войны. Беседа, продолжавшаяся более часа, помогла нашим офицерам лучше узнать обстановку в городе накануне и в первые дни войны, получить более подробную характеристику о японском гарнизоне, о командном его составе. Выяснилось, что часть гарнизона совместно с подошедшим от границы подразделением заняла оборону севернее города, километрах в пятнадцати, копают там траншеи, оборудуют укрытия для огневых средств, готовятся к отражению наступления танков. После этого разговора стало очевидно, что нас, десантников, от наступающих с севера советских войск бесспорно отделяет вражеская группировка, во много раз превосходящая по силам наш отряд. Как бы японцы не сунулись в Унги и нам не пришлось бы с ними тут «расхлебывать кашу».
Разойдясь по трое-четверо, матросы располагаются на ночь. Раскрыты рюкзаки, в ход пошли запасы походного пайка. Бойцы подкрепляются колбасой, салом, консервами, попивают из фляг и термосов горячий чай с сиропом. Завязалась оживленная беседа — делятся впечатлениями от высадки, от разговора с корейцами, по привычке сдабривают ужин соленой морской шуткой.
Эксцентричный, горячий южанин Костя Джагарьян с соболезнующим видом подступает к Сергею Бывалову. В отряде, пожалуй, нет более полного человека, чем этот матрос-ленинградец.
— Сережа, понимаешь, при твоей комплекции и аппетите тебе надо выдавать и двойную порцию боеприпасов, надо же тебе отрабатывать расход харчей. Носи постоянно пулемет или таскай питание к радиостанции, знаешь-понимаешь, всегда будешь возле Кожаева, все новости услышишь первым.
— А тебя, Костя, кормить, — немного помедлив, тяжело ворочая щеками и еле-еле выдавливая слова, отвечает ему Сергей, — все равно что в море сыпать. Зря добро переводишь. Оттого и тощий, только глазищами сверкаешь из-под своих лохматых бровей.
— Тощий — не беда. От меня интендантам выгода.
— А ты об интендантах не печалься. Они и за тебя и за себя похлопочут. Чтоб недруга побороть — сила нужна. Она бывает от свинины, а у таких звонарей, как ты, вся впустую болтовней выходит…