Торопимся все закончить, пока японцы оставили нас в покое. Таскаем балки, плахи, рельсы, мешки с зерном, укладываем все штабелями, а в голове неотступные мысли: как удержимся, скоро ли придут на выручку десантники генерала Трушина, удастся ли соединиться с батальоном Бараболько. Хочешь не хочешь, как ни отгоняешь эти мысли, но они назойливо возвращаются.
Надо бы самим пробиваться к батальону Бараболько, да сил для этого уже нет. Пойдешь ночью на прорыв — можно и остальных всех уложить. И от причалов уходить нам тоже нельзя — на этот плацдарм надо высаживаться генералу Трушину.
Наш комиссар все это время подходил то к одному, то к другому отделению, прислушивался, о чем они говорят, сам вступал в их разговор. Видимо, он почувствовал, что кое у кого в душу закралась тревога. Договорились они с Ходером и Козловым и пошли по взводам: Ходер — к автоматчикам, парторг — к Никандрову, а Гузненков — в мой взвод.
Мне слышно, как он присел к группе бойцов из отделения Сергея Бывалова и разговорился с Капустиным и Огиром. Показывая на забаррикадированные кирпичом промежутки между колесами платформ, под которыми они устроились, Иван Иванович советует им уложить еще рядок, чтобы уберечься от близких разрывов мин. Наверняка, говорит, они постараются опять стегануть нас из минометов.
Капустин спросил его, рискнут ли японцы атаковать нас ночью или оставят в покое. Комиссар полагает, что нам надо рассчитывать на худшее — скорее всего на атаку японцев вот-вот.
И он прав: чего утешать смутными надеждами. Лучше горькая, но правда — она поможет лучше приготовиться к испытанию. И как бы мимоходом комиссар советует Капустину переложить диски к автомату поближе к себе, под левую руку, чтоб не искать их, когда надо будет заменить опустевший.
Капустин пододвинул диски, погладил их вороненую поверхность, а сам все добивается у комиссара, когда придет подмога, не скажет ли Гузненков чего нового.
Иван Иванович отвечает поговоркой: на бога надейся, да сам не плошай. Помощь придет, десант уже в пути. Но до утра он может и не подоспеть. Советует Капустину держаться поближе к своему напарнику, замечать, что будет делать тот, и оберегать друг друга.
Подошел к ним и прислушался к разговору Волосов. Улучив минуту, спросил Гузненкова, что узнали бойцы Овчаренко и Тихонова, когда ходили в разведку. Ивану Ивановичу обнадежить ребят нечем, и он, не скрывая, говорит, что японцы поджали нас вплотную, все выходы на материк заперли. Теперь мы только на «пятачке» причалов. За них и надо держаться изо всех сил. Заметив, что Волосов прихрамывает, спросил, не ранен ли тот. Николай отвечает, что за день натер ногу и теперь ступать больно. Гузненков советует ему переобуться, перевернуть портянки, мало ли, говорит, что случится, вдруг придется по-быстрому идти снова в путь, ноги у разведчика должны быть на ходу.
Потолковал он с этими ребятами и пошел дальше. А я невольно подумал: какая хорошая должность у комиссара — думать о людях, заботиться о них, близко чувствовать их душу и настроение. И самому ему, наверное, думы и тревоги ребят стали яснее. И матросу от такого разговора спокойнее) рассеивается тоска, змейкой заползающая в сердце.
Быстро, как это всегда бывает на юге, стемнело.
Из дозора с левого фланга передали, что по узкой полоске между берегом и подножием горы, не спеша, приближаются человек пятнадцать. Идут безбоязненно, открыто, одной общей группой. По всему похоже, что это возвращаются наши, ходившие на поиски раненых. Японцы так к нам не пойдут, не посмеют. Когда они приблизились метров на пятьдесят, Овчаренко окликнул. Бывалов ответил, что они нашли раненых и возвращаются к своим.
Ребята поднялись из укрытий, чтобы встретить товарищей, помочь им одолеть только что выложенную полосу препятствий. Трое несут Максимова, двое еще кого-то из неходячих, остальные придерживают других раненых и тащат их оружие и снаряжение. На причал подошла и присоединилась к отряду последняя из наших групп. Всех разведчиков удалось собрать в одном месте.
Бывалов доложил Леонову, как, укрываясь за мелкими окраинными домами, прячась за кустарником и деревьями, они прошли по склону горы около километра и наткнулись на наших раненых, оставленных у Пхохондона. Днем, когда отряд ушел в наступление к реке Сусончхон, оставшиеся на сопке зорко следили не только за подходами к высоте, но и за тем, куда десантники пошли и где, на каком рубеже, завязался бой. Когда к вечеру им стало ясно, что отряд возвратиться на высоту не смог и уходит куда-то по побережью бухты, ребята решили, что оставаться им на высоте дальше опасно. Эта тревога сгущалась еще и тем, что за день никакое подразделение из десантного батальона поблизости от них не оказалось.