Совсем стемнело. Но в городе виднеется немало освещенных окон, горят и редкие уличные фонари. Поэтому подходы к порту можно хорошо просматривать.
Разбившись, как обычно, по отделениям, матросы закусывают, беседуют об увиденном и услышанном. Больше всего десантников смущает пассивность японцев. В городе их пока во много раз больше, чем нас. А ведут они себя как-то странно: и в плен не сдаются, и в бой не вступают. Все мы, кроме, может быть, командования десанта, в те часы и минуты не представляли себе достаточно хорошо обстановку, еще не освоились с мыслью, что склонить врага к сдаче в плен можно и переговорами. Нас все еще тревожит — а вдруг стрясется бой, как тогда мы выберемся из этого удаленного от наших войск порта. Нам все еще кажется невероятным, что японцы так спокойно примирятся со своим поражением.
Невдалеке от отряда, там, где ошвартовался фрегат, на причалах устроились морские пехотинцы. Это та рота, что высадилась в порту в тот момент, когда наши командиры вели разговор с Хори и Тадо в штабе базы. Тогда сообщение о высадке роты хорошо повлияло на поведение японских военачальников. Все остальные подразделения морской пехоты пока остаются на кораблях.
Горожане потихоньку расходятся по домам. Улицы вблизи порта и все припортовые постройки опустели.
В это время на фрегате, в салоне Студеничникова, продолжались переговоры с японским командованием. Как тогда сразу же рассказывали по свежим впечатлениям наши офицеры, Хори и Тадо продолжали «тянуть волынку», надеясь, что какие-то обстоятельства позволят им избежать пленения.
Они все ссылались на то, что не имеют полномочий от своего начальства, а установить связь не могут.
— Я, — говорил Хори, — приказал войскам не чинить препятствий высадке вашего десанта. Теперь ваши корабли и ваш десант в порту. Я видел, как ваши морские пехотинцы начали занимать город. Я сам со штабом на вашем корабле. Вы можете оставить меня в плену, задержать как заложника. Но подписывать документ о сдаче гарнизона я не имею права. Мне мое командование не санкционировало ни ведения переговоров, ни сдачу войск и оружия. Я не знаю, кто будет отвечать за этот позорный акт.
Теперь становится понятным, что Хори стремится избежать личной ответственности за капитуляцию. Он не хочет принять на себя черное пятно за позор пленения. Если же он получит приказ от своих непосредственных властей, то ответственность за сдачу гарнизона и базы сама собой перекладывается на старших начальников. Тогда он будет чист перед богом, перед императором, перед офицерской кастой и перед подчиненными войсками. А то, что он продолжает играть судьбой многих тысяч солдат и офицеров, ставит ее в зависимость от какой-нибудь случайности или порыва фанатика, его как будто не касалось.
Студеничников и Козлов пытаются объяснить Хори, что как командир базы и старший по воинскому званию японский офицер, он, исполняя уже всем известную волю их императора, вполне правомочен принять самостоятельное решение о капитуляции. Во всяком случае, наше командование законность его подписей на документах признает. Гарнизон, зная его должностное положение, несомненно подчинится его воле.
Хори отвечает, что, согласно японскому воинскому обычаю, без ведома своих начальников и без полномочий не в его власти приказать войскам капитулировать. Он может сдаться лично сам, не спрашивая на это согласия свыше, но и то традиции самурая и офицерская честь обязывают его в случае опасности пленения покончить жизнь самоубийством, сделав себе харакири. Но сдача в плен его одного или вместе со штабом еще не означает капитуляции гарнизона.
Не сходятся у Хори концы с концами. Сдаться в плен и остаться в живых — «недостойно» самурая. Отдать приказ и покончить с собой — на это самурайского духа не хватает. А вот если решат и прикажут старшие власти — тогда с них и спрос.
Командование десанта решает попытаться помочь Хори еще раз связаться с его ставкой. С телеграммой адмирала отправляется офицер-порученец, сопровождаемый двумя советскими офицерами и группой солдат-десантников на автомашине. Через час он возвращается и докладывает, что наладить связь не удалось.
— Поскольку, — говорит Хори, — все попытки связаться с моим командованием не увенчались успехом, дальше нам вести переговоры бессмысленно.
И он предлагает прервать переговоры, дожидаться, пока не поступит приказ от его начальства.
Студеничников и Козлов это предложение Хори отклонили категорически. При этом японцам было сказано, что под неослабным контролером со стороны десанта они должны добиваться от своих старших властей приказа о капитуляции. Для полной гарантии безопасности и чтобы не вести переговоры через посредников, решено всех японских офицеров оставить на корабле.