Всей статью Иван на заглядение. Это для него не секрет. Привык, что на него засматриваются, девицы вслед поглядывают. И потому ходит он гоголем.
Свою манеру держаться не меняет Иван и в походе, хотя дожди, глина, стужа и с него лоск стерли: лицо посерело, шерстяной подшлемник он раскатал и одел на голову, прикрыв уши, шею и подбородок. Правда, так он прикрывается только в дозоре, на марше идет налегке. Грудь нараспашку. Иван верен себе — морскую душу не прятать напротив — открывает ее всем ветрам.
Любят пошутить, побалагурить на привале, перекинуться забористым словцом Иван Поляков с Васей Кашутиным. Друзья зовут Кашутина запросто — Егорычем, хотя летами он не старше большинства ребят в отряде, прослуживших на флоте по четыре-пять лет.
Кашутин волжанин. Родился в Саратове. Отец его был комиссаром в гражданскую, с войны не вернулся, погиб. Отчим ушел на эту, тоже где-то сражается. Сестра добровольно попросилась на фронт, выхаживает раненых.
Ростом Кашутин повыше Ивана Полякова и статью поскладнее, посолиднее, лицом тоже видный. Но он не такой броский, как Иван. И вовсе не стремится выставлять себя на первый план. Да характер у него помягче, чем у Ивана, более общительный, компанейский, что ли. У Ивана все-таки проскальзывает самодовольство, а у Василия его нет и в помине.
Разведчикам разрешается ходить и на базе не в форменной одежде. Кашутин до войны служил в армейских частях, привык к этой форме. Поэтому ходит он в армейском, а на голове носит зеленую фуражку пограничника. Пояс туго стянут, обрисовывает девичью талию, гимнастерка комсоставская, шевиотовая, удлиненная — ниже брючных карманов. Бриджи синие-синие, на сапогах ни морщиночки, отчищены щеткой и отшлифованы бархоткой так, что солнце отражается в них как в зеркале. Среди всех разведчиков в морской форме только один Кашутин выделяется армейской гимнастеркой.
Характер у Васи веселый, неунывающий, парень он удалой. Правда, ходить часто в город, встречаться там с девчонками, разгуливаться с дружками большого пристрастия по имеет. Поет озорные песенки, какие издавна сочиняет русский народ в селах на потеху себе и на забаву другим.
Поляков и Кашутин вывели отряд к бывшей погранзаставе. На месте поселка остатки пожарища, угли, пепел.
Неуютно и тоскливо на месте прежнего солдатского жилья. По следам видно, что и после пожара здесь появлялись егеря.
Привал устроили на берегу озера.
За неделю исколесили по округе около двухсот километров. Устраивали на сопках дозоры, наблюдали тщательно, пока не уверились, что эту зону ни немцы, ни финны еще не осваивают, ходить можно.
Молодые разведчики обрели первый навык дальнего похода.
Глава IV
Заместитель Визгина подполковник Леонид Васильевич Добротин недавно вышел из госпиталя. Раны на ногах затянулись, но ходил он еще с палочкой. При каждом шаге пощипывало под кожей и в мышцах покалывало, будто иголочками. В мирное время его еще выдержали бы в госпитале, а потом отправили бы на курорт для укрепления. Но сейчас — война. Человек на ногах, это уже хорошо. Добротин исправно нес службу, читал сводки, донесения, обсуждал с командирами подразделений и работниками отдела проекты операций, но его все время тянуло в отряд, с которым испытал он свою военную судьбу, хлебнул сполна горечь утрат. Но он понимал, что пока совсем не поправится, делать ему у разведчиков — нечего. Да и врачи отговаривали.
Визгин вместе с Добротиным обсудили итоги двух походов разведчиков. Они сошлись во мнении, что резервные маршруты проверены. Сейчас следует снова обратиться к Мотовскому побережью.
— Планы операций групп Инзарцева и Карпова готовы, — сказал Визгин. — Когда будем докладывать?
— Докладывать рано, — ответил Добротин. Надо нам самим определиться, кого поставим командиром отряда? Я бы предложил Инзарцева, но меня настойчиво отговаривает наш новый сотрудник — Люден. По его мнению, у Инзарцева нет оперативной грамотности, зато полно самоуверенности. К тому же он якобы резок, прямолинеен.