Агафонову обожгло руку. В небе загорелась осветительная ракета, за ней другая. Они взлетели рядом с немецким пулеметом.
— Я доберусь до вас, гады, — сказал Михеев.
Он полз, волоча раненую руку. Одна осветительная ракета сменяла другую. Для броска гранаты лежа далеко. Ракеты заставляли его на время замирать. И все же он выбрал момент, бросил с колена. Пулеметная струя прошлась по нему наискосок от плеча к поясу. Пулемет замолк, ракеты больше не светили.
Разведчики нырнули в темноту. Никто за ними не гнался. Еще не верилось, что вырвались из ловушки. Шагали осторожно, молча, вслушивались в каждый шорох.
Шелавина несли попеременно.
На всех навалилась непомерная усталость. Колени подгибались, клонило в сон. Только споткнувшись о камень, о хворостину или о корневище, то один, то другой вздрагивал и просыпался.
— Ребята, милые, не уроните меня, — шепотом умолял носильщиков Шелавин.
Он не стонал, не жаловался, молча переносил боль. В душе был безмерно благодарен друзьям, что вытащили его из пекла, но он ясно понимал, что это не конец испытаниям. Они еще не на корабле, не на своем берегу.
После короткого привала, когда нести Шелавина взялась очередная пара, заметили, что в общей цепочке нет Агафонова. Покричали, Семен не отзывался. Остановились. Осмотрели все справа и слева от себя. Двое вернулись немного назад. Был парень, и нет его, будто испарился.
Перед утром пошел снег. Разведчики торопились поскорее добраться до места.
Начало светать, когда вышли на берег примерно в том месте, где высаживались прошлой ночью. Ни у берега, ни вдали катеров не было. Только холодные волны катились одна за другой. Свежевыпавший снег резко очерчивал границу между морем и землей.
Берега ручейка, возле которого остановились, поросли низеньким кустарничком. В нем и залегли, закопавшись в снег.
Около полудня на прибрежном скате появился человек. Постоял, осмотрелся, выстрелил. Разведчики видели человека, но не поднялись, не дали о себе знать.
Кто-то крикнул:
— Это ж Агафонов, это же наш Семен!
— Ты где бродил, Пушлахта? — спросил Барышев.
Так по имени родной беломорской деревеньки звал он Семена.
— Ночью, после привала, я где-то откололся от вас. Наверно, задремал на ходу и утопал в сторону. Когда очухался и не увидел вас, несколько раз покричал, вы не отозвались. Пошел, как помнил эти места по прошлым походам. Ныла рана. Временами лежал, сам не пойму — засыпал или терял сознание. Побоялся, что усну, в плен угожу. Встал на колени, поползал, опираясь на здоровую руку, поразмялся, поднялся на ноги. Опять пошел. Нигде и никого. Даже мертвые и те не попадались, может, снежком их запорошило. Перед глазами ходили круги, сознание мутилось. Достал из-за пазухи пистолет, выстрелил. Думаю, услышат немцы, прибегут, столкнусь с ними, перед смертью отправлю на тот свет еще хоть одного фрица.
Агафонова накормили, уложили между ребятами, спина к спине, все задремали.
Часового встревожил стон. Человек даже не стонал, а выл, выкарабкиваясь из снега, он не разгребал его руками, а как-то по-змеиному извивался.
Курносенко первым разобрался, кто крутится и подвывает.
— Ты что, Паша? — спросил он Барышева.
— Свело меня судорогой, не могу распрямить ни руки, ни ноги. Братцы, таким уродом, косым да горбатым, и останусь… Квазимодо… Ходить не смогу, носить будут или на колясочке возить.
— Раньше срока не отпевай себя, — прикрикнул Леонов, — сейчас будем править твои мослы.
— Его бы сейчас в баньку… На худой конец — на печку.
— Сразу в тепло нельзя, хуже будет, — сказал Леонов. — У кого есть во фляге водка?
Нашлась и водка.
Барышева раздели до пояса, стали растирать. Двое в четыре руки мяли спину, поясницу, массировали руки.
Минут через пять Барышев разогнул руки в локтях, пошевелил пальцами, мышцы на спине заходили желваками.
— Оживили! — чуть не кричал от радости Барышев. — Вовек не забуду! С того света вернули.
День вылежали в снегу. Обошлось без встречи с вражескими дозорами и патрулями. Они, скорее всего, не рисковали выходить к кромке берега.
— Надо соображать, как перебраться на Рыбачий, — сказал Леонов. — Двоим следить за морем, не подойдет ли какой-нибудь катер или бот, остальным пройтись по берегу, нет ли на обсушке бревен, досок. Не придут катера — свяжем плот, поплывем в Озерко.