На помощь пришел Нейче. Паппагалло правильно рассчитал, что этому рохле он развяжет язык. Нейче так боялся побоев, что совершенно потерял голову, а инспектор еще пригрозил ему смертью. Если же он все выложит, сказали ему, его выпустят и он вернется к тете. При своем легковерии и боязни побоев и смерти он не мог долго упорствовать. Он описал, в каком месте скрывается Павлек, при этом страстно желая, чтоб его там не нашли. Выдал он и Филиппа. Не умолчал и о Жутке, которая сказала им, что их ищут. Словом, выложил все, что знал. Лишь кое-какие важные подробности ему помогали вспомнить тростью. Каждое его слово записывали.
Когда на следующее утро полиция пришла за ни о чем не подозревающим Филиппом, на лестнице его дома арестовали и Павлека. Паппагалло просто ликовал. Он послал двух агентов на берег Сочи, чтоб они застали его там врасплох спящим, а птенчик сам прилетел к нему в руки.
Павлек никогда в жизни не испытывал такой горечи. Он опоздал! От ужаса и изумления у него широко раскрылись глаза. Ноги одеревенели, и он не мог бы бежать, даже если б такая возможность вдруг представилась. Филиппу не помог и сам угодил в западню! Обида и горечь лишили его сил, голова поникла…
Потом он стоял в канцелярии перед инспектором. Руки его были бессильно опущены, но голову он уже держал высоко поднятой. Глаза смотрели смело и спокойно. Он был ко всему готов. В конце стола сидел Бастон, перед ним лежала камышовая трость.
Лицо Паппагалло выражало деланную скорбь и разочарование: «Это невероятно! И его я хотел сделать своим помощником! А он без всякого зазрения совести лгал мне в глаза и притворялся!»
Он кинул взгляд на агента, незаметно подмигнув ему, чтобы тот вышел. Инспектор и Павлек остались вдвоем.
— Я огорчен, — заговорил Паппагалло, разыгрывая искреннее горе, — очень огорчен. И разочарован. До глубины души. Ты — и эта компания! Не ждал я такого от тебя…
Павлек молчал. Слова инспектора его совсем не трогали.
— Что ж, тебе нечего сказать? — продолжал инспектор. — Тогда и мне нечего сказать. Не знаю, что и думать. Удивительно! В высшей степени удивительно! Я считал тебя порядочным мальчиком. Что скажет твой отец? Его это очень огорчит.
Павлек опустил голову. При мысли об отце ему и правда стало не по себе. Как он покажется ему на глаза?
— Я был тебе другом. Приглашал заходить, поболтать. Ты избегал меня, потому что совесть у тебя была нечиста. Так ведь?
Павлек упорно молчал.
— Я не могу поверить, что ты так испорчен! — Паппагалло понизил голос и продолжал дружеским тоном: — Просто не могу поверить! Душа не позволяет. Тебя впутали обманом. Я в этом убежден! Поэтому я и хочу по-дружески помочь тебе. То, чем вы занимались, — преступление. Серьезное преступление! О том, что ожидает твоих товарищей, я говорить не хочу. Они получат по заслугам. Но тебе, если ты все расскажешь, повинишься и раскаешься, могут сделать поблажку. Не бойся, об этом никто не узнает, кроме меня. Никто! Видишь, мы и сейчас с тобой одни. Говори! Расскажи подробно и точно, с чего все началось, сколько вас было, что вы делали и что собирались предпринять в дальнейшем. Словом, все, все! Ничего не утаивай. И мы тебя тут же отпустим домой. Завтра опять пойдешь в школу. Под арестом тебя держать не станем…
Мальчик, стиснув зубы, молчал.
— Не хочешь говорить? — Инспектор повысил голос, и взгляд его стал жестким. — Тогда приступим к допросу. Но смотри — отвечать только правду!.. Где револьвер?
Когда Павлека схватили, ему тут же вывернули карманы. Тогда ему не пришло в голову, что это ищут револьвер. Сейчас он подумал о Нейче. Ох этот Нейче! На мгновение он втянул голову в плечи, но тут же снова ее вскинул.
— У меня нет револьвера!
— Знаю, что нет. Но он у тебя был. Тебе дал его Тонин. Ты стрелял из него. Куда ты его спрятал?
— У меня не было револьвера, — сказал Павлек.
Несколько мгновений Паппагалло пронизывал его сердитым взглядом. Потом полез в ящик стола, вытащил листовку и сунул ему под нос.
— А это тебе знакомо?
— Нет.
— Нет? Ее нашли в твоих книгах. Будешь еще отпираться?
Павлек молчал.
— Кто тебе ее дал?
— Никто. Она не моя.
Инспектор стискивал зубы, с трудом сдерживая ярость.
— Я хотел тебе помочь, а ты водишь меня за нос! — закричал он. — Нам все известно! Все, «черный брат»! Вы распространяли листовки антигосударственного содержания. Вывесили словенский флаг. Собирались налепить на стены домов призыв к восстанию. Это государственное преступление! Преступление, которое карается смертной казнью. Смертной казнью! Мы вас повесим… Только полное признание и раскаяние могут спасти вас…