— Здрав будь, — путники чинно поклонились. — На богомолье идем, к Богородице Тихвинской, да вот заплутали.
— Хорошее дело, — одобрительно кивнул парень, внимательно осматривая беглецов.
Митька поежился — почему-то не понравился ему этот взгляд, больно уж пристальный был, липучий. Хотя, может, это просто так показалось.
— Вам лучше б заночевать, — между тем продолжал незнакомец. — В Кузьминках как раз и постоялый двор есть — с паломников не возьмут много, а то и так, за молитву переночуете.
— Да у нас тут родичи дальние, на починке, — осторожно сообщил Митрий. — Починок дядьки Кузьмы, не знаешь?
— Дядьки Кузьмы?! — Парень присвистнул. — Да это ж за лесом, верст семь с гаком. Не советовал бы я вам туда идти — дорожка-то там не очень, не дорожка — тропа, потемну уж точно заплутаете. Да и волков там много, в починке-то уж третью собаку сожрали, ироды!.. Да не думайте, садитесь, вон, на телегу, подвезу до Кузьминок. Там заночуете. А уж потом, с утречка — и на починок. Эвон, гляньте-ко, экая синь идет!
Путники повернули головы — и в самом деле, с востока, медленно пожирая на глазах темневшее небо, наползала огромная черно-синяя туча, сулившая ближе к ночи ливень, а то и грозу. Беглецы переглянулись и дружно полезли в телегу.
— Ну, вот и славно! — Ухмыльнувшись, возница тронул вожжи.
— Тебя как звать-то? — усевшись, спросил его Митрий.
— Никодим я. Николы-охотника сын. Н-но, милаи! Пошли!
Подгоняя лошадей, Никодим щелкнул языком. Заскрипели колеса.
Митрий исподволь разглядывал и телегу, и возчика — вроде бы ничего необычного, интересно только, куда этот Никодим на ночь глядя ездил? Что-то отвозил? А почему так поздно? И улыбка у него какая-то… словно бы приклеенная. Что еще там за постоялый двор, в этих Кузьминках? Наверное, немалый — тракт-то людный. О Боже! Так ведь там же, наверное, обозники!
Митрий тут же задал вопрос вознице.
— А, гости московские, — усмехнулся тот. — Не, они у нас не остановились. Сказали — маловато места. Странные какие-то — места-то полно, и не такие обозы останавливались. Ну, не хотят, как хотят — насильно мил не будешь. Хотят в лесу мокнуть — пожалуйста, на здоровье!
Вот как, оказывается! Митька такому известию подивился — и в самом деле, странные люди эти московиты.
Опасливо покосившись на тучу, Никодим подогнал лошадей, и телега, заметно прибавив ходу, затряслась на ухабах.
Проехав березовую рощицу и орешник, обогнули корявую, одиноко стоящую сосну и свернули на повертку к деревне. Кузьминки — пять дворов плюс шестой, постоялый двор — располагались на вершине пологого холма, в полуверсте от одноименного тракта. Распаханных полей вокруг было мало — что и понятно: основной доход жители имели вовсе не с жита, а с проезжих да с промыслов. Во многих дворах мычали коровы, видать, только что пригнанные с выпасов на дойку; навстречу телеге, выскочив, заблажил пес. Никодим прикрикнул, и пес тут же убежал прочь, опасливо косясь на приезжих. Смеркалось, солнце уже давно скрылось за дальним лесом, и окутанная вечерней синью деревня казалась безлюдной. На улице никого не было, лишь во дворах слышались голоса да собачий лай. В общем-то, и понятно — ложились в те времена рано, с заходом солнца, и так же рано, с восходом, вставали.
Постоялый двор был окружен мощным частоколом, однако широкие, на больших железных петлях ворота оказались распахнутыми, словно бы здесь давно ждали гостей. Да ведь, похоже, и ждали!
Завидев телегу, спустился с высокого крыльца дородный чернобородый мужик в красных сафьяновых сапогах, портах темно-бордового бархата и синем кафтане с серебряными блестящими пуговицами. Поверх кафтана была небрежно накинута длинная, без воротника, однорядка добротного сукна темно-зеленого цвета. Небольшие, прятавшиеся под густыми бровями глаза незнакомца смотрели властно, на губах играла широкая улыбка.
— Рад, рад, что заехали, гостюшки дорогие! — подойдя к телеге, громко произнес мужик, судя по виду и поведению, он и был хозяином постоялого двора. Ну, или управителем, ежели двор принадлежал Богородичному Успенскому монастырю. Нет, кажется, не принадлежал; по крайней мере, Митька того не помнил.
Путники слезли с телеги, поклонились:
— Здрав будь, господине!
— Да какой я вам господин?! — засмеялся мужик. — Демьян я. Самсонов сын, беломосец здешний и владелец вот этого вот хозяйства.
Новый знакомец с видимым удовольствием обвел рукою обширный двор, на котором, кроме колодца и коновязи, Митрий заметил несколько амбаров, баньку, пару черных изб и овин с гумном и пелевней. Позади них, у самой ограды, похоже, располагалась конюшня, а напротив — еще пара сараев, коровник и — судя по клекоту — птичник. Ничего не скажешь, хозяйство богатое.