— Шить? — Девушка в недоумении пожала плечами. — Умею, а что?
— Да, понимаешь, мы тут хозяйские паволоки изорвали случайно. Зашила б аккуратненько… — просительно скривился Красные Уши. — Мы б вас рыбкой покормили и березовицы бы плеснули — не жаль.
— Паволоки, говоришь… — Василиска переглянулась с чернецом и проснувшимся Прошкой. Похоже, кроме этих двоих парней на постоялом дворе больше никого не было. А это шанс! Еще один, кроме Митьки. Глупо было не воспользоваться!
— Только не вздумай… — начал было Прохор, да девчонка его не послушала, живо вынырнула наружу.
И створка тут же захлопнулась, мягко въехал в пазы смазанный салом засов.
— Только уж сделай милость, зашей получше.
— Зашью… Где ваши паволоки-то?
— Да в горнице… Ой, побыстрей бы — скоро хозяин вернется.
Василиска поднялась в горницу следом за парнем с пищалью. Другой страж, красноухий, неотрывно шел сзади.
Вот и горница. Тьма. Лишь тлеет зеленовато лампадка.
— Вона, паволока-то… Нагнись, дева…
Василиска всмотрелась…
Накинутый ременный аркан вдруг сдавил горло так, что потемнело в глазах. Потные руки с силой дернули ветхое платье, обнажив грудь и живот, похотливо прошлись по бедру…
— Ну что, попалась, дева?!
Глава 10
Приказчик
А яз им божился, и с ног свалился, и на бок ложился: не много у меня ржи, нет во мне лжи, истинно глаголю, воистину не лжу.
Свернув к постоялому двору, конники помчались вскачь — а нечего уже было таиться: едва почуяв чужих, на разбойном дворе вскинулся лаять пес. Встал на задние лапы, натянув цепь, рвался… А в остальном все было тихо! Никто из избы не выходил. Странное дело, что они там все, поумирали, что ли?
Спешившись, Иванко, Митрий, а следом за ним еще с полдесятка парней быстро поднялись на крыльцо, рванув в избу через сени… В людской оказалось пусто. Хотя не совсем пусто — при ближайшем рассмотрении на полу под столом обнаружился спящий отрок.
— Э-эй, паря! — Иван ткнул его носком сапога, потом наклонился, принюхался. — Да он пьян, собака! В лежку.
— Вверху есть горницы, — шепотом напомнил Митрий.
Приказчик кивнул и, вытащив палаш, вышел в сени, откуда наверх вела узкая лестница. Ловко взобрался и вдруг застыл, обернулся:
— Тсс!
Митька и сам услыхал где-то наверху не совсем понятный звук — то ли чей-то вскрик, то ли звон.
— А, — чуть подумав, махнул палашом Иванко. — Лезем! Там разберемся.
Неширокая галерейка — дверь — горница. Иван рванулся вперед, за ним — Митрий. Жалобно скрипнув, дверь распахнулась от удара ноги… И ворвавшиеся в горницу люди удивленно застыли на пороге.
В свете трех восковых свечей, воткнутых в массивный бронзовый подсвечник, хорошо были видны распластавшиеся у самого порога тела, а посередине горницы — дева в разорванной на груди одежонке и с большой сковородой в руках. От сковороды вкусно пахло жареной рыбой. Увидев вбежавших, дева со вздохом взмахнула сковородой, и Иванко инстинктивно пригнулся — кому ж понравится, коли тебя вот так вот встречают? Остальные парни озадаченно попятились, рассмеялся лишь один Митрий.
— Василиска, — негромко попросил он. — А ну-ка, положь сковородку на стол.
— Митька! — Синие глаза девушки вспыхнули радостью. — Так тебе удалось все же…
— Удалось, — улыбнулся отрок. — Отыскал вот, привел. Это все наши люди… Ой, — он двинулся было к сестрице, но едва не споткнулся о лежащее тело. — Это что ж тут деется-то, а?
— Вот именно, — поддакнул во все глаза таращившийся на девчонку приказчик. — Интересно даже.
— Да, — Василиска все так и держала в руках сковороду. — Эти вон, — она кивнула на тела, — рыбы нам в подклеть принесли да меня вызвали — поволоку зашить. Ишь, нашли дуру! Будто не знаю, чего им надо! Ну, думаю, схожу… авось чего и выгорит — народу-то на дворе мало. Едва взошла — как эти набросились, стянули вожжами, волчины… Ну, я ведь и назвалась курвой стретиловской — хватит, говорю, насильничать, я вам и так любовь покажу, да такую, что искры из глаз полетят. Тут эти прощелыги переглянулись, ага, раз курва, ломаться не будет — уселись на лавку послушненько, а уж я… ой, грех и говорить-то…
Девчонка вдруг сконфузилась, посмотрев на приказчика, зарделась даже. Отвернулась к стене.
— Ничего боле говорить не буду!
Митрий засмеялся:
— Пойдем-ка наших из подклети выпустим. А по пути доскажешь, больно уж интересно!