— Кто-то атакует нас с тыла! — крикнул Оскар Майеру. — Но это не русские! Одеты по-другому, их гораздо больше, и у них винтовки, а не автоматы!
— Русских тоже атакуют! — прокричал в ответ Май-ер. — Я их вижу! Господи, только второго фронта нам и не хватало!
— Их слишком много, Руди! — взволнованно заорал Руммениге и открыл скупой огонь из своего «машине-пистоле».
Майер, бросив последний быстрый взгляд на яростно вспыхнувший на другой стороне речки бой, подхватил одиннадцатикилограммовый «МГ» и, привычно пригибаясь, перебежал к Оскару. Он уже понял, что новый противник будет пострашнее старого.
Пулеметчик Рудольф Майер берег патроны, как скупой хозяин спички, и рык его пулемета вплетался в общий голос боя коротко, но веско, а девятиграммовые пули со скоростью 800 метров в секунду точно настигали цель.
Откуда-то сбоку на их позицию влетел, споткнувшись, пыльный и одновременно мокрый от пота Курт Шнайдер. Он где-то потерял или оставил свою каску, и теперь его рыжая шевелюра спорила по яркости с местным солнцем, которое хоть и перевалило уже зенит, но продолжало палить не хуже огнемета.
— Как дела, ребятки? — Шнайдер плюхнулся спиной к стене, оскалился и с каким-то веселым остервенением сменил магазин. — Тебе это ничего не напоминает, Руди? По-моему, в Сталинграде мы подобное уже проходили!
— Нет, — коротко откликнулся Майер и дал очередь из четырех выстрелов.
— В Сталинграде, пожалуй, было жарче, — не очень уверенно согласился с пулеметчиком Руммениге и тыльной стороной ладони отер со лба пот и пыль. — Хоть и зима, конечно… Но там мы как бы на своей земле были… а?
— О! — радостно воскликнул рыжий Шнайдер и за-хохотал. — Удивительное дело, как быстро все мы становимся земляками! Стоит нам слегка припечь задницу… Кстати, вы, надеюсь, обратили внимание, что русских тоже атакуют?
— Обратили, обратили, — бросил, не оборачиваясь, Рудольф. — Ты давай стреляй… чего там у русских не видел? Тут самим бы отбиться…
— Не скажи! — возразил Курт, напряженно вглядываясь в противоположную сторону долины сквозь длинные светлые ресницы. — Во-первых, я берегу патроны — у меня и так только четыре магазина осталось. А во-вторых, русские нам сейчас скорее союзники, чем противники. Ты об этом не думал? Тем более что и навалились на них, по-моему, серьезней, чем на нас… О! Они отступают! К нам отступают! Правильно! Эй, камрады, сюда! Сюда!! — И Курт Шнайдер, не обращая внимания на снующие вокруг него пули сварогов, вскочил на ноги, сорвал с ремня пустой подсумок и отчаянно замахал им над головой.
— Что делать будем, товарищ лейтенант? — Верткий Стихарь ужом переполз на позицию Велги и пристроился рядом. Его гимнастерка, брюки, сапоги — все было изрядно перемазано пылью, а через щеку к подбородку тянулась яркая кровавая дорожка.
— Ранен, что ли? — покосился на бойца Александр.
— Где? А, это… Чепуха, осколком камня царапнуло. Прорываться надо. Прихлопнут нас тут, как мышей в мышеловке.
— Куда прорываться? Ч-черт… — выхаркнул лейте-нант и, сорвав чеку, швырнул метров на тридцать, за остатки стены, из-за края которой торчали головы засевших там сварогов, «лимонку».
Грохот взрыва и тонкие пронзительные крики раненых и умирающих перекрыли треск автоматных очередей и частое щелканье винтовочных выстрелов.
— Хорошо попал, — констатировал Велга. — Куда прорываться? Немцы же сзади!
— Немцы-то они немцы… — поскреб щеку Валерка. — Но ведь люди же! Их тоже атакуют, и сейчас им так же хреново, как и нам. Объединяться надо, товарищ лейтенант. Да вы и сами об этом думали. С чего бы иначе мне подмигивали тогда? — Он помолчал секунду и вдруг зачастил громким шепотом: — Саша, слушай, я дело говорю! Если с немчурой сейчас не объединимся — всем хана! Фрицам тоже. Я еще тогда, в той комнате с прозрачными стенами, очень хорошо это понял. А когда нам орудие отдавали, я у того фраера, ну, что с нами базар вел, коробочку переводную стырил…