Семён выпрыгнул из машины, энергично пожал доктору руку.
— Шафран Абрамыч, приветствую.
— Аналогично, Семён Михалыч, — воркотливый голос доктора напоминал стук шаров в бильярде. — Как там наш голубчик?
— Живой, надеюсь, — особист покосился на выгружаемую капсулу. Санитары молча и сноровисто завозили моё тело в здание больницы. Доктор со странным именем шёл рядом, Семён, не прощаясь с водителем, замыкал процессию. Ну что ж. Мне — за ними.
Проходить сквозь стены я теперь тоже могу.
Бокс, в который поместили мою капсулу, отличался стерильной чистотой. Белый потолок, бледно-зелёные стены, мебели — минимум: столик и стул, чтобы дежурный сидел. И приборы, приборы вдоль стен. Многих я не видел даже в лаборатории профессора. Впрочем, я мало в этом понимал. Пока мою капсулу подсоединяли ко всей этой медицинской аппаратуре, доктор торопливо просматривал мою карту, хмурил широкие брови, смешно морща при этом нос, и что-то неразборчиво бормотал. Семён нервно переминался с ноги на ногу, пальцы у него слегка вздрагивали, когда он дёрганым движением тянулся за сигаретами и тут же убирал руки обратно. Да, это тебе не лаборатория в ИИВНС, тут курить наверняка нельзя.
— Ну, что? — Особист не выдержал.
Шафран Абрамыч отвлёкся от чтения и, приспустив очки на носу, посмотрел на Семёна.
— Что значит «что»? — карие глазки доктора выражали полное недоумение. — Вы его, голубчик, чуть не угробили. Он едва душу Всевышнему не отдал.
— Знаю, Абрамыч, — особист нервно сжал кулаки. — Ты мне скажи, он, когда в себя придёт, нормальным будет? Он мне во как нужен!
Красноречивый жест, которым Семён взял себя за кадык, лучше всяких слов. Я даже моральное удовлетворение ощутил. Если бы я сам не хотел разобраться во всём случившемся, чёрта с два они бы меня с того света дождались.
Доктор вернул очки на законное место и пожевал губами.
— Теоретически, — он снисходительно покосился на Семёна, — Теоретически, голубчик, я не исключаю такую вероятность.
— Абрамыч, по гроб жизни должен буду, только вытащи его, — особист с жаром ухватил доктора одной рукой за плечо, другой за локоть. — Мне ж за него головой отвечать!
— Вот иди и отвечай, — доктор снисходительно улыбнулся. — А я займусь твоим подопечным.
Семён кивнул, отпустил Абрамыча и со вздохом обречённого направился к выходу. Я поспешил за ним.
Моё тело они теперь никуда не денут.
Семён нервно шагал по коридорам. Я летел за ним, не боясь заблудиться. В зданиях я обычно ориентировался без особых проблем, сколько бы переходов и лестниц ни было. Здесь и вовсе просто: все здания замкнуты в кольцо. Семён прошёл два из них насквозь, кивками здороваясь с редкими встречными. Встречные в форменных чёрных, до боли знакомых рубахах, но без знаков отличия, косились на Семёна с лёгким пренебрежением, но на приветствия отвечали такими же кивками. Или уже знали, что особист крупно накосячил, или такие отношения у них с Семёном и были.
Местная управа расположилась в третьем здании. Панели светлого дерева на стенах, паркет, ковровые дорожки, но двери — сплошь металл под пластик. Глухие и без табличек. Семён поднялся на пару этажей и оказался в приёмной местного начальства. Сидевшая за огромным столом, полным всякой техники, губастая и грудастая секретарша с каштановым каре даже бровью не повела. Весь её вид говорил о том, что она здесь исключительно для украшения приёмной и удовольствия своего начальства, а никак не для офисной работы.
Странное место. В ЧК так себя не ведут, да и шлюх таких не держат.
— Гхм, Аллочка, — особист с неохотой приблизился к столу.
Девушка демонстративно красила ногти. Лёгкое касание кисточки мгновенно создавало сложный разноцветный узор, который секретарша, капризно надув и без того пухлые губы, меняла на новый.
— Мне к Петру Андреевичу.
Местная порнозвезда снисходительно приподняла коровьи ресницы, не прерывая своего занятия.
— Проходите, он вас ждёт, — хрипловато и с ленцой.
Семён вздохнул и обречённо шагнул к высоким двустворчатым дверям.
Я ухмыльнулся и последовал за ним.
Пётр Андреевич оказался крепким хозяйственником. Плотно сбитая, угловатая, как из камня вырубленная, фигура, залысинки на широком лбу, тяжёлая нижняя челюсть и пристальный, не менее тяжёлый взгляд. Гражданский костюм сидел на нём не очень ловко, однако сразу видно: человек всю жизнь на руководящих постах. И повыше Семёна.