Они боялись. Трусы. Они боялись этих подонков с винтовками. Боялись, вместо того чтобы сражаться! Чтобы заступится за меня и маму!
Иди…
Голос зовёт и исчезает. Наверно, понимает, что мне совсем не до него.
Вместе с голосом пропали остальные звуки. Тяжёлая тёмная капля медленно сорвалась с разбитого носа и понеслась к серой земле. В навалившейся на меня тишине я вдруг услышал глухой звук удара. Увидел, как поднялось вокруг упавшей капли облачко пыли, медленно оседая на металлически блеснувшей поверхности.
Ненавижу.
Кулак костяшками в пыль, ярость и ненависть клокочут в груди. Поднимаю взгляд.
Главный что-то говорит. Я вижу, как открывается его рот, но медленно, очень медленно. И так же медленно поднимается дуло винтовки, плюёт вспышками выстрелов. На белом платье появляются красные пятна.
Нет. Ненавижу!
В глазах поплыло от нахлынувшего откуда-то красного тумана. Но это не мешало видеть армейский нож, пристёгнутый к бедру убийцы.
— Тсс… Тихо, голубчик, тихо. Не волнуйся, старый доктор здесь, он поможет…
Через красную пелену пробился воркотливый голос. Я не понимал, что он говорит, но голос успокаивал, и красная пелена медленно и неохотно уходила, уступая место ласковым мягким теням.
— Ах, беспокойный ты какой… Потрепало тебя, да ничего, старый доктор тебя подлатает… Спи, голубчик, спи…
Тени густели, пока не слились в непроглядную черноту, поглотившую меня снова.
Темнота исчезла внезапно.
Вспышка.
Яркая ослепительная вспышка выстрела ударила по векам.
Рапистра.
Джунгли. Сочная зелень скользит под ногами, я очень устал. Мне холодно, хочется есть, но еды нет. Я не смог достать плоды случайно найденного дерева гуманги: они росли слишком высоко. Все попытки вскарабкаться по ровному, гладкому стволу потерпели неудачу. Есть что-то другое я опасался. Мать крепко вбила мне в голову, что джунгли Рапистры опасны и не изучены. Вместо еды я пил гнилую воду, собранную в устьях широких листьев неизвестных мне кустарников, и потому бредил.
Я слышал чужие, незнакомые голоса.
— Да, он выходит из комы…
— Как долго?
— Пока не могу сказать… Третья степень… Но у него наблюдаются странные импульсы мозговой активности.
— Бред?
— Не совсем. Это похоже на вспышки воспоминаний.
— Вы сомневаетесь?
— В его случае — да. Уже несколько раз во время таких вспышек отключались приборы.
— Док, хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать, я говорю как есть, Ингвар.
— Я могу показать его Даггер?
— Можешь. Только осторожно. Очень осторожно.
Дождь. По плечам и рукам застучали первые капли дождя. Кожа впитывала их, и вода струилась по венам. Я поднял голову и почувствовал, как медленно падают на меня тугие струи тропического ливня. Они смывали бегущие по щекам слезы.
Мама…
Темнота.
Голоса.
— Даг, прощупай его. По максимуму. Я хочу знать о нём всё.
— Поняла. Шафран Абрамович?
— Леночка, голубушка, мягко. Очень мягко. Он ещё нестабилен…
— А поле?
— Ноль, голубушка. Пока ноль…
Темнота обрела волю. Она скользнула в мою память, но на её пути вдруг возникло нечто.
Плёнка, тонкая непрозрачная плёнка. Я коснулся её, и плёнка ожила, обволакивая меня и втягивая внутрь. Только я.
Темнота осталась снаружи.
Я стоял на краю огромной воронки. Космический шлюп лежал в конце чёрной борозды. Запах раздавленной сочной зелени витал вокруг.
Я вздохнул и перелез через земляной вал.
До шлюпа не так далеко. И я хотел найти там помощь.
Иди…
Внутренний голос снова звал меня.
И я шёл на зов.
Шлюп вблизи оказался ещё удивительнее. Серебристая гладкая капля с двумя лонжеронами и хвостовым двигателем в широкой части. На корпусе — ни царапинки, словно шлюп только что сошёл с конвейера, а не потерпел крушение. На серебристой поверхности ни намёка на шасси, люк или кабину пилота.
Нежели им управляет робот?
Вот невезуха…
Я коснулся обшивки шлюпа и вдруг понял, что за мной наблюдают. Наблюдают изнутри, из темноты. Наблюдатель не может пройти сюда. Но пытается пролистать мою память, как книгу.
— Нет. Неправда. Это ты сам… — чужой голос попытался меня обмануть.
Ложь. Не верю. Не позволю. Вон из моей памяти! Это мой сон! Мой бред! Моя память! Убирайся!