— Поздравляю, голубчик. Ещё дней десять — и ты в строю.
Какой строй? Он о чём? Руки-ноги только-только на команды мозга реагировать начали, говорить до сих пор не могу.
— Ах, совсем забыл, — Розенбаум коснулся лба двумя пальцами. — К тебе гости. У тебя наверняка полно вопросов. Они тебе всё объяснят.
Он добродушно улыбнулся и отошёл к двери, зовя гостей, пока один из санитаров регулировал кровать так, чтобы я полулежал.
Через несколько мгновений палата наполнилась людьми.
И если Абрамыча и нервно улыбающегося Семёна я знал, то двое других — в чёрной форме без опознавательных знаков — оказались незнакомы.
Один из пары — высокий и широкоплечий мужчина, с едва заметным загаром, почти беловолосый, с холодными голубыми глазами и суровым лицом. Гордый профиль, тяжёлый волевой подбородок, короткая военная стрижка. Такие всегда пользовались успехом у женщин. Мне он напомнил ледяную статую. Или робота-андроида. Холод и надменность.
Вторая из пары, светло-русая девушка, полная противоположность. Среднего роста, очень приятной внешности и полноты, она создавала ощущение тепла и даже уюта. Но только до тех пор, пока я не встретился с ней взглядом. Серые красивые глаза оказались не теплее глаз блондина.
Понимание на острый кинжальный взгляд пришло разом.
Даггер. Леночка.
Девушка вздрогнула, словно я произнёс её имя и позывной вслух, и посмотрела на беловолосого. На Ингвара. На каменном лице командира неизвестного мне отряда не дрогнул ни один мускул. Леночка снова перевела взгляд на меня, а я вспомнил о стеклянной стене.
Что-то лёгкое, невидимое, едва ощутимо коснулось стены и пропало. Даггер кинула на своего командира короткий взгляд, еле заметно качнула головой: не получилось. Ингвар чуть приподнял белую бровь. Слова для взаимопонимания этой паре явно не нужны.
Но от дальнейшего общения этих двоих меня отвлёк Семён.
— С возвращением, капитан, — особист, радостно улыбаясь, подошёл к кровати и присел на край, закрыв собой остальных гостей.
— Как ты?
Я постарался ничем не выдать своих чувств.
До твоей «заботы» на здоровье не жаловался, гнида.
— Он пока не говорит, Семён Михайлович, — Розенбаум счёл нужным вмешаться. — Но всё понимает.
— А, ага, — особист нервно покосился через плечо в сторону доктора. — Понял. Так вот, Алексей, Лёх, — он снова обернулся ко мне, счастливо щерясь. — Я очень рад видеть тебя живым!
Господи, как хорошо, что тело мне не подчиняется! Хотя даже так рука дёрнулась. Больше всего сейчас мне хотелось придушить Семёна. Хотя знаю, чую — не врёт, паскуда. Наверняка каждую ночь во сне свой портрет с чёрной ленточкой видел.
Так. Спокойно, Лёха, спокойно. Ты — не один. Тут есть люди, способные без особого оборудования пошарить у меня в мозгах. Не сомневаюсь, что Даггер здесь именно для этого.
Старательно прячу все эмоции за стеклянной стеной. Надеюсь, те двое ничего не заметили.
— Ты хоть что-то помнишь? — Семён старательно пытается найти ответ у меня в глазах. Ловлю своё отражение в его зрачках. Почти стеклянный взгляд, вид бревна бесчувственного. Отлично. Послушаю, как он будет выкручиваться.
— Ясно, — особист улыбался, но заметно нервничал. — Так вот, давай так. Я спрошу, ты отвечай «да» или «нет». Если «да», то моргни один раз, «нет» — два раза. Хорошо?
Хорошо. Это я могу. Общаться с тобой именно сейчас мне — надо.
Один раз закрываю глаза. Семён просто счастлив.
— Ты сканирование помнишь?
Молчу. Ни «да», ни «нет».
— Вы не так поставили вопрос, голубчик, — из-за спины Семёна появляется Розенбаум. — Надо спросить так: ты помнишь, что было до сканирования?
Я закрываю глаза один раз. Это «помню».
— Вот видите, — радуется Абрамыч и исчезает с горизонта. Семён нервно усмехается.
— А что было при сканировании?
Закрываю глаза два раза. «Нет». Для вас — нет. Всегда.
У меня теперь своя игра.
Особист облегчённо вздыхает и начинает вдохновенно врать.
— В общем, дела таковы, Лёха, что пришлось мне на подделку записи пойти. Ты уж прости, друг. Сотрудник ты у нас ценный, таких беречь надо, а на тебя после Клима настоящую охоту открыли. Многие вдруг решили тебя на зуб попробовать. Вот и пришлось тебя в Визо прятать да под сканирование подводить, — Семён положил ладонь мне на плечо и скорбно закатил глаза.
Эх, жаль, руку его поганую сбросить не могу! Ну ладно, ври дальше.