Не с кем посоветоваться. Никому нельзя доверять. Не осталось друзей, зато полно недругов.
Кто-то из верхушки ЧК намеревался расколоть и сожрать орешек в виде капитана Донникова, что совсем не добавляло оптимизма. И этот кто-то даже не каменный Пётр Андреевич.
Сомнительно, что в его полномочиях брать в суперзасекреченный отряд человека с улицы, да ещё и стопроцентного кандидата в расход. Но меня взяли. И вот этого я не понимал совсем. Зачем тратиться на будущего покойника? Как только из меня вытрясут всю интересующую информацию, то прибьют, не отходя от кассы. Будь я нужен в отряде «Зеро» живым, перевели бы по-человечески, без всяких подстав.
А может, потому и зачислили в отряд, чтобы отработал, что вложено?
Или тайна шлюпа настолько прибыльна, что покроет все убытки от капитана Донникова?
Чёрт их разберёт.
В любом случае, мне пока везло. Дьявольски везло. Скорлупка тайны оказалась куда твёрже, чем думали наверху.
Я сам не мог её расколоть.
В остальном оставалось только ждать, надеяться, что удача не покинет и дальше, — и выздоравливать.
Для выздоровления я занимался тем, что заново учился управлять пока ещё родным телом. Уже удавалось шевелить пальцами на руках и ногах, поворачивать голову, да и тело становилось всё более послушным. Я даже начал подумывать, что Абрамыч прав и через неделю я вполне могу даже попытаться встать, однако события развивались быстрее, чем ожидал.
— Доброе утро, голубчик, — Розенбаум, на редкость серьёзный, вошёл в палату с электронным планшетом под мышкой. — Готов?
Готов к чему? Я изобразил удивление. Мимика уже вполне удавалась, но доктор и без того понял.
— К операции, голубчик, — он присел на край кровати и развернул ко мне электронный планшет. — Вот, полюбуйся, каким ты будешь.
Я внимательно разглядывал компьютерную модель. С такой внешностью меня вообще никто никогда не узнает. Ничего общего с моим лицом.
— Нравится? — старый доктор улыбался.
Пожимаю плечами. Нормально. Могло быть хуже.
— Пожелания насчёт цвета глаз и волос есть? — Абрамыч вывел на экран таблицы цветов.
Качаю головой. Мне — всё равно. Пусть так будет.
— Хорошо, пусть будет так, — Розенбаум повторил мою мысль вслух. — Завтра оборудование будет готово, и начнём. Полный наркоз ты перенесёшь хорошо, это старый доктор тебе обещает. Все твои параметры я уже знаю лучше, чем учебник по реанимации. Проснёшься новым человеком, — он ободряюще улыбнулся, похлопал меня по плечу и ушёл.
А я думал о том, насколько сильно Чёрный Корпус перекроил мою жизнь. Даже месяца не прошло…
На операцию отвезли прямо на кровати. Универсальная, она легко превращалась в каталку, в операционный стол, собственно кровать, кушетку и, наверное, во что-то ещё. Операционная располагалась по соседству, и далеко путешествовать не пришлось. Половину операционной занимал крупный комплекс с подобием реанимационной капсулы в центре. Это — для меня. Санитары проводили последние приготовления к операции. Шафран Абрамович, очень серьёзный, отдавая распоряжения, остановился возле капсулы.
— Всё готово, голубчик. Посмотри ещё, ничего поменять не хочешь?
Качаю головой. Не хочу. Нормально выглядит.
— На себя посмотришь на прощание? — доктор отдаёт планшет санитарам и участливо смотрит на меня.
Снова нет. К новому лицу привыкать надо, а не о старом жалеть.
— Хорошо, — Абрамыч кивает санитарам. — Начали.
Меня закатывают под пластиковый купол, лёгкий укол в плечо, перед глазами всё плывёт, и я проваливаюсь в небытие.
По чести сказать, я ожидал очередного провала в глубины памяти или новых разговоров не для моих ушей, но вместо этого серый туман развеялся, оставляя меня парить над операционной капсулой.
Но на этот раз я позаботился об одежде, сразу представив привычную форму. Мало ли.
Склонившийся над моим телом Розенбаум поднял голову, огляделся, бормотнул под нос что-то невнятное и снова вернулся к работе. Многочисленные манипуляторы в пространстве капсулы под бдительным контролем Абрамыча в соответствии с заложенной программой резали кости на ногах, растягивали мягкие ткани, вставляли биоимплантанты…
— Наблюдаешь? — знакомый голос за спиной раздался настолько неожиданно, что от резкого разворота я отлетел к другому концу операционной. Комплекс тревожно взвыл и замигал красными огоньками, Розенбаум засуетился, что-то неразборчиво бормоча под нос, а Марья задорно улыбалась. Даже не задорно, а с какой-то невероятно простой и весёлой безмятежностью, какая бывает или у маленьких детей, или у дураков. Или у тех, кто нашёл ответы на все свои вопросы. Даже незаданные.
— Не ждал?
— Не ждал, — нервно усмехнулся в ответ. Совсем не ждал. Настолько совсем, что сейчас просто не знал, что делать. Пребывание в коме существенно ослабило воспоминания о тёмной королевне, и без того убранные подальше в память, а потом я с головой ушёл в реальность, пытаясь разобраться в происходящем и уверившись, что моя жизнь теперь зависит только от меня.
И вот он, сюрприз…
Марья смотрела насмешливо. Моя растерянность её явно забавляла.
Я постарался взять себя в руки. Сознание словно разделилось. Одна часть безумно радовалась встрече и стремилась к тёмной королевне, ясно давая понять, что чувства и желания никуда не делись. Но умом я осознавал: Её визит может означать только одно.
— Уже всё? Пора?
— Нет, — она перестала улыбаться. — Навестить решила. Просто так.
— Ясно, — я изобразил улыбку, глядя на суетившегося возле операционной капсулы Розенбаума, чтобы скрыть лёгкую растерянность от такого заявления. Навестить? Так просто? Но почему?
Может, ты ей понравился? — возник вдруг внутренний голос, заставив невольно усмехнуться. Понравился… Глупость какая. Это ж не сказка.
В наркозе всё дело. Не стань я опять призраком, до конца жизни больше бы её не увидел.
Тем временем королевна, плавно ступая по воздуху, направилась в мою сторону. Зуммер тревоги операционного комплекса орал не переставая.
А я только сейчас заметил, что заворожившая меня коса теперь убрана на спину. Платье на нежданной гостье тоже изменилось. Длинное и шелковистое, оно по-прежнему соблазнительно облегало грудь, целомудренно прикрывало руки и плечи и широко струилось с крутых бёдер, надёжно пряча ножки королевны. Но цвет стал тёмно-лиловым, густым и насыщенным почти до черноты. Переливчатые бело-чёрно-розовые разводы, пробегавшие по ткани при малейшем движении, напоминали грозовые облака в прожилках молний. Или отблески закатного солнца в ледяном спокойствии горных озёр.
Господи… Какая же она красивая…
Тосковавшая всё это время часть меня еле слышно застонала от восхищения, смешанного с поднимающимся желанием.
И я не удержался.
— Хорошо выглядишь.
— Спасибо, — Марья остановилась в шаге от меня. И я молчал, глядя в бездонный космос чёрных глаз. Многое хотелось сказать, о многом спросить, хотя бы спросить, но я не осмеливался.
— Тебе — можно. Спрашивай, — тёмная королевна безошибочно уловила причину моих колебаний и улыбнулась. Не губами. Взглядом. Словно сам космос подмигнул: «Не бойся». И я без малейших колебаний нырнул в эту глубину с головой, чтобы в то же мгновение воспарить вместе с Марьей под самый потолок. Где-то далеко внизу мельтешили люди, а на границе слуха тревожно нудил зуммер.
Но это неважно.
— Когда? — меня несло на гребне неведомой волны в глубины чёрных омутов резко расширившихся зрачков королевны. От радужки остался едва различимый ободок. Если бы не пара искр, я бы вообще не заметил границы.
— Нескоро, — она поняла сразу. Но не спешила отводить взгляд, чтобы приостановить моё безрассудное погружение в бездну. — Очень нескоро.