Семен ел и поглядывал на мать ласковыми, любящими глазами. Ел сосредоточенно, по-солдатски ценя еду, подбирая крошки в ладонь — чтобы ни одна не пропала. Он-то знал: хлеб нелегко достается. «Эх, мама, мама! Хоть ты и хлестала, бывало, хворостиной, но всегда любила меня. Глаза у тебя добрые-добрые, а много уже седины в волосах и морщин немало — жизнь твоя нелегкая…»
Да, нелегко воспитывать ребятишек, не имея земли, скитаясь с хутора на хутор, из станицы в станицу — даже с Дона они всей семьей уходили в поисках счастья. Но и в других местах счастья Буденные не нашли. Воротились обратно. А отец, Михаил Иванович, тот всю жизнь искал правду. Правду против богатеев, купцов, атаманов, да так ее и не нашел, хотя и ходил представителем бедноты чуть не до самого Петербурга.
А вот и жена Семена, Надежда, кутается в платок, глаза блестят: счастливая, что мужа дождалась, могла бы и не дождаться. «Война ведь…» — подумала.
— Нынче вечером, — сказал Семен, — гости к нам будут.
Распахнулась дверь, вбежал замерзший Филипп, доложил:
— Все придут. И Никифоров, и братья Сорокины, и Долгополов, Лобиков и Сердечный, и Николай Кирсанович Баранников, Иванов Иван Васильевич, и Алексей Пантелеевич Безуглов… — Филипп скинул шинель, потер захолодевшие руки, просящим взглядом уставился на Семена: — Ну, как же тебя, Семен Михайлович, твои «Георгии» от расстрела спасли?
— От расстрела? — Надя схватилась за грудь — сердце сразу зашлось. — Семен, да как же это?
Мать тихо охнула. Отец слез с печки, брат Емельян, с чем-то хлопотавший в сенях, зашел, приготовился слушать. Теперь не отвертишься. Надо рассказать.
— Ну что ж… Спервоначала расскажу, как я их заслужил, «Георгии», а после, как чуть было не потерял вместе с ними и голову…
Вот что рассказал Семен в тот день своим близким.
В ноябре 1914 года 18-й Северский драгунский полк, в котором Семен был взводным старшим унтер-офицером пятого эскадрона, действовал западнее Варшавы.
Командир эскадрона ротмистр Крым-Шамхалов (Соколов), из кабардинских князей, приказал Семену выехать на разведку к местечку Бжезины, командуя взводом. А куда же девался командир взвода поручик Улагай? Крым-Шамхалов лишь улыбнулся в ответ на безмолвный вопрос Семена. Семен понял: Улагай, как всегда перед боем, заболел «медвежьей болезнью».
И Семен вместо поручика повел взвод на разведку. Встретил германский обоз, распалился и вышел в решительную атаку. Немцы, что охраняли обоз, растерялись и побросали винтовки. Двух офицеров зарубили драгуны на месте, других двух забрали, а всего привели двести пленных.
За бой под Бжезинами весь взвод наградили медалями, а Семена — Георгиевским крестом 4-й степени. Наградили солдатским крестом и кабардинского князя, хотя все драгуны считали, что уж князь в этом деле совсем ни при чем. Вскоре в дивизию полевая почта доставила журнал «Огонек». Там был напечатан рассказ о лихой атаке. Драгуны читали и удивлялись: все их трофеи преувеличили в десять раз.
— Вот врут? Вот врут так врут! Знатно! — смеялись, разглядывая журнал.
— Зачем в «Огоньке» написали такое? — Семен показал журнал Улагаю.
— Для ободрения духа, — назидательно ответил ему Улагай.
Вскоре полк перебросили на Кавказ (царская Россия тогда воевала и с турками). Перед боями дивизия отдыхала. По-своему отдыхали и офицеры: пили вино, играли безудержно в карты, проигрывали солдатское пропитание и конский фураж. И люди и лошади голодали. Тем не менее каждое утро солдат поднимал сигнал трубы. Вахмистр Хестанов выводил их на строевые занятия. Подхалим перед офицерами, взяточник по призванию, кулак по происхождению, грубое животное с подчиненными — таков был Хестанов.
Солдаты его ненавидели. Жаловались Семену: вымогает последнее. Уже несколько дней кухни не топятся — ни обеда, ни ужина нет. Кони, бедняги, на ногах едва держатся. Как они в бой пойдут?