— Тарас.
— Ох, — эхом отозвался механик, и его губы, дрогнув, начали расползаться в неуверенной улыбке. — Ох. Данилка?
— Я.
— Ф-ф-уу… — выдохнул он шумно, улыбаясь уже неудержимо, широко и радостно. — Я испугался даже, что мне показалось. Ну ты как, паря? Нормально, а? Ну, скажи ещё что-нибудь.
Отпущенное мной грубое ругательство из арсенала спецназовцев прозвучало в моих устах как-то неубедительно. Тарас, однако, расцвёл.
— Я и доктору говорил — с моим летуном все будет в порядке! — заявил он с гордой уверенностью, которой совсем недавно и в помине не наблюдалось на его лице. — Я и не сомневался.
— Вижу.
— А ты как думал. Ты… тебе, может, воды дать? Ещё чего?
— Только не "ещё чего", — выпалил я торопливо, с лёгким испугом припомнив Тарасовы неисчерпаемые запасы спирта. Слова давались уже легче. — Воды — дай.
— Так я же не про то, — механик даже растерялся слегка, неловко нашарил трубку поилки. — Тут медицина знаешь, как пасёт? Это — потом. Когда тебя выпустят.
— Выпустят?
— Выпишут, хотел я сказать.
Почудилась мне в его тоне нотка неестественности?
— Тарас, не финти.
— Да я…
— Говори как есть.
— Ох ты ж…
— Говори.
— Формально ты — на гауптвахте, — жизнерадостно пояснил Тарас. — Тебе даже пост караульный прямо в палате полагается. Только Док сказал Бате, чтобы не смешил людей, а я сказал, что сам подежурю, а Батя поразмыслил, плюнул — и махнул рукой.
— Вот как.
— А ты думал. Ты тут такого шороху навёл…
— Тарас. Но я ведь спас тех ребят.
— Ты в армии, паря, — вздохнул мой механик. — Соображай. Ты прямой приказ нарушил, штурмовик угнал, напугал тут всех до потери пульса. Да еще Батю обматерил на весь эфир. То, что ты там кого-то спас — дело десятое. На самом деле, ты по гроб жизни должен свою счастливую звезду благодарить, что у Бати нервы крепкие, что тебя ракетой не долбанули да не включили "поводок".
— Не включили… — повторил я. — Ты точно знаешь?
— Конечно, а…
Тарасовы кустистые брови медленно поползли вверх.
— Вон оно как, — протянул он смущённо. — Я и не подумал. Выходит, ты решил, что включили. А потом противоядие вкололи, да? Ох, паря.
— Что? — переспросил я агрессивно.
— Зелёный ты ещё. Счастлива твоя звезда, не ведаешь, по какому краешку походил.
— Да почему?
— Нет никакого противоядия, Данилка, — совсем будничным тоном огорошил меня Тарас. — Эту байку новобранцам рассказывают, чтоб надежда оставалась, чтоб если тот на вылете вразнос пошёл, так заставить с перепугу леталку на базу вернуть. А противоядия нет. У нас уж давно никто не верит. Никто не слышал, чтобы штрафника с включённым "поводком" хоть раз откачали.
— Может, просто не стали?
— Может, и так, — неожиданно покладисто согласился механик. — Я им под черепушку не лазил.
Повисло в воздухе недосказанное: какая, к чёрту, разница?
М-да.
Насчёт того, существует ли вторая капсула, о которой трепались в учебке — с ядом мгновенным — я у Тараса спрашивать не стал. Просто не стал. Должна быть. Возможно, вообще только она и есть. Но…
Не хотел я это знать, да и выслушивать мнение механика не хотел.
Ни к чему.
Вместо этого спросил:
— Давно я тут валяюсь?
— Четыре дня.
— Почему же, если…
— Шок. Док так сказал — какой-то там шок, я слово не запомнил. Нейродрайверные дела. — Тарас улыбнулся чуть виновато. — Ты не волнуйся, паря. Главное — живой, остальное… Ты ведь крепкий. Док сказал — если в себя придешь, восстановишься.
— Конечно.
Я чуть-чуть храбрился. Было бы спокойнее, если бы я смог шевельнуть рукой или ногой.
Ничего. Главное — я их чувствую. И никаких фантомных выбрыков.
Говорить сначала тоже трудно было. А сейчас — нормально.
Ничего.
— И ты что, так со мной тут четыре дня и маешься? — спросил я Тараса.
— Почему же маюсь, — смутился он. — У меня даже раскладушечка припасена. Опять же, от работы отдых.
Вот она где, преданность.
— Тарас. Что ты знаешь о том, почему мне не включили "поводок"? Кто решил?
— Батя не дал сигнала.
— Почему?
Механик придвинулся поближе.
— Я слышал, — зашептал он заговорщически, — капитан Кухта трепался Фельману, что во время инцидента Батя на командном посту говорил, что если ты разнесёшь тот посёлок, так он только "за", туда ему и дорога, а на нейродрайвера-штрафника ещё не то списать можно, и что если Мосинский проект закроют, так ему наплевать, ему всё это уже хуже зубной боли, он боевой майор, а не надзиратель, и Мосина видал в гробу в белых тапках. А потом, когда до него дошло, что посёлок ты громить не будешь, он сказал — пусть парень попробует, все равно либо гробанётся, либо его без всяких поводков ПСНА накажет.