Я разложил конверты по датам. Пять писем; самое давнее отправлено больше четырёх месяцев назад, самое свежее — почти два. Ещё как минимум столько же наверняка уже бродят где-то меж звёзд… Интересно, какая из моих немногочисленных весточек доползла по назначению. Иногда я ловил себя на трусоватенькой такой мыслишке, что если завтра гробанусь все-таки здесь, мать сначала получит официальное извещение, а потом ещё чуть не полгода будет время от времени вынимать из ящика заплутавшее письмо. Доставучий, как зубная боль, страх жил в этой мысли — о письмах, путешествующих своими неведомыми путями, когда тебя уже нет…
Новостей было немного. Роман опять в санатории. Маму прочат на повышение. Снова подорожали продукты. На работе у одной из сослуживиц сын-срочник угодил на Варвур (надо запомнить фамилию, вдруг столкнёт жизнь… а впрочем — зачем?) Всё чаще мелькал в письмах некий доктор Каминский: Каминский сказал то, Каминский считает этак… Прежде этот доктор лечил Романа, а теперь, похоже, вошёл в мамин личный круг общения. Это, пожалуй, хорошо. Хоть не будет одна, если…
Тьфу, что за чёрт. Не думал я об этом прежде столь часто. Или на меня госпиталь так повлиял?
Вспомнилась Роми…
Письма я так и не дочитал — ушёл на вылет.
О страхе.
С этим Орлом мы таки влипли в передрягу.
Вообще на вылетах боятся все. Нет таких дураков, чтобы не боялись. Привыкают со временем этот свой страх… Ну, тут у каждого своя метода… Кто-то давит, кто — переплавляет в агрессию, в ярость, в азарт, в отчаянность даже… Некоторые учатся жить с этим страхом, летать с ним, использовать его — как лишний орган чувств. Но это враньё, будто с опытом страх уходит — он лишь переходит в иное качество.
Новички боятся откровенно и неприкрыто. Они ещё не знают, что самого-то страха бояться не надо — и оттого им тяжелее. Но если такой парень, бледный и дрожащий, обливающийся холодным потом от ужаса, после боя выползающий из леталки позеленевшим, иногда чуть не на четвереньках — если такой парень всё же делает на вылете то, что нужно — он летун.
Иной раз случается: впервые угодив в нешуточную мясорубку, салага "замерзает" — впадает в некий ступор, с опозданием реагирует на ситуацию или вовсе не реагирует. Если он не гибнет сразу, если, пережив мгновения паники, выходит из этого состояния, сумев взять себя в руки — становится бойцом. Так "замёрз" у меня когда-то Скай, попав в оборот на одном из вылетов. Мне пришлось туго, но я прикрывал его почти целую минуту, пока он не начал хоть что-то соображать… И после ни разу не имел повода пожалеть о сделанном. Теперь Скай сам водит тройку. Дело житейское — никто не попеняет новичку, однажды "замёрзшему" в бою.
Бывает и иначе; бывает всякое. Бывает — косят своих, вкруговую, не глядя; ощерившись, будто зубами, щедрым веером отстреливают ракеты по мельтешащим в поле радара теням; бывает — гробятся сами, предпочитая определённость невыносимости длящегося кошмара…
Бывает всякое… Порой вообще приходят люди чужие: нейродрайву, полёту, бою, войне… Таких видно сразу. Будто на лбу написано: не жилец. Их и трусами не назовёшь. Просто — чужие. Была б моя воля — отправлял бы таких сходу назад. И люди были б целее, и леталки.
Бывает всякое, и потому идти на боевое с необстрелянным салагой под боком не любит никто. Я не исключение. И вовсе не добрый самаритянин — своих забот хватает. Но всё же по временам "утиной охоты", когда проблема решалась намного проще, я не скучаю. Да, стоит труда и нервов слепить себе хорошего ведомого. Зато потом твёрдо знаешь, когда и до каких пределов ты можешь на него опереться. И он знает то же о тебе.
С Орлом у нас не станцевалось.
Задание мы получили самое рядовое: контроль участка трассы Кирдаг — Тарси — Шукан. Задание обычное; трасса, правда, нерядовая — и по рельефу (сплошь ущелья, мосты, туннели), и по значимости (одна из последних функционирующих трансконтинентальных артерий), и по напряжённости боевых действий (только в Тарсийском ущелье сколько наших ребят полегло — вспомнить жутко).
Нам достался как раз кусок, включающий Тарсийское ущелье, и принимая во внимание первый вылет с новичком, это было не слишком здорово.
Однако Орёл держался уверенно. Я порадовался этому факту; правда, пока вокруг не шныряли ракеты и не вспухали зонтики плазменных разрывов, но уже то, что парень стабильно держал эшелон, чётко следовал манёвру и не боялся "гладить рельеф" — летать над поверхностью на небольших скоростях, что в горах иногда очень проблемно — было немало. Помнится, в какой-то момент я понадеялся даже, что сегодня этим всё и обойдётся — уж очень не подходил заданный участок для отработки взаимодействия с новым членом группы. Тройка, которую мы сменили, ушла на базу чисто…