— Заткнись.
Ещё помолчал и добавил:
— Никогда не говори со мной об этом.
Долетели мы без приключений.
Роми погибла два месяца спустя. Я узнал об этом случайно и с опозданием, когда уже даже тела её — или того, что от него осталось — не было на Варвуре; так что мой первый порыв — мчаться, спасать, успеть вопреки всему что-то изменить — остался невостребованным. Был терракт в госпитале, начался пожар; она и ещё двое врачей экстренно извлекали пациентов из "аквариумов", а другие выводили. Вывести успели почти всех, когда раздался второй взрыв. Роми потом опознали по идентификационному жетону.
Я пошёл вразнос… Помню, как хотел лететь, бомбить и взрывать, разметать всё в пух и прах, пройтись огненным валом по этой сволочной планетке — меня остановили, просто физически не пустили к леталке, кто-то вовремя сообразил. Помню, как бился дико, как меня держали. Рвался, шипя от ярости, и вырвался, кажется; помню детали — рот чей-то, искажённый в оре, нос, в кровь расквашенный… Заломали — прижали к бетону — помню, руку кто-то подсунул волосатую, и как я в неё зубами… Прибежал Док со шприцем… Дальше совсем смутно — лекарство то ли работало недолго, то ли подействовало слабо… Снова дрался с кем-то… Кажется, я всё-таки набил морду Скаю. Или то уже были глюки?
Очнувшись, я долго не мог понять, где нахожусь. Не казарма — точно. Вроде, не губа. И уж совершенно определённо не лазарет…
Потом дошло. Каморка в ангаре, та самая, Тарасова. Я лежу на раскладушке. Почему-то не могу шевельнуться.
— Ну вот, — произнёс кто-то. — Глядите, очнулся. А вы — в медчасть, в медчасть… Фуфло наша медицина. Не видели, что ли?
Я узнал говорившего — Скай. Присмотрелся… Батюшки светы, это что же, это я его так?
Рядом ребята — Дин, Джуба, даже Лёнчик где-то на заднем плане… Набились в каморку, не повернуться. Стоп. Почему же я двигаться-то не могу?
Скай придвинул табуретку, сел рядом.
— Ну ты как? — спросил.
Я выговорил хрипло:
— Двигаться не могу.
Вокруг хохотнули.
— А кроме?
— Голова болит дико.
— Это ничего, потерпишь. Так развязывать, что ли, уже тебя? Драться не будешь?
— Не буду, — я помолчал, соображая со скрипом. — Я разве опять дрался?
Вопрос почему-то вызвал дружный смех.
— Ты только Дока обманул, — подмигнул мне Скай. — Он вкатил тебе полный шприц какой-то дряни, говорит — ведите его спать… Ты вроде вялый стал… Но до койки не дошёл. — Скай хмыкнул. — Сколько народищу с твоими отметками на роже ходит — жуть. И не только на роже, конечно, но тех хоть не видно. Ну уж и тебе перепало, не взыщи. Озлил народ. Эким бульдозером пёр, чуть сладили! Хотели мужики опять медицину звать, я отговорил. Кто знает, что они там намутят и во что всё это выльется. А мы — народными средствами: повязали и спиртика влили. Доку сказали — спит… Караулили тут… А теперь подумай и скажи ещё раз: ты в порядке? Можно тебя развязывать?
— В порядке я, в порядке.
Руки-ноги чертовски затекли — долго я всё-таки валялся…
Стоило появиться на лётном поле — меня захомутали и засадили на гауптвахту. В лазарет, видать, не рискнули — на всякий пожарный. На "губе" замки крепче.
Нормально. При нашем ритме жизни "губа" — считай, что отпуск. Нервы подлечить…
Док приходил несколько раз. Поначалу ещё колол что-то. Позже обследовал, остался доволен. Подарил упаковку таблеток — глюкозы с витаминами, я их грыз на сладкое, как конфеты.
Пять дней просидел.
Вышел — стал летать. Как обычно. С мужиками проблем особых не имел — никто зла не затаил.
Со Скаем мы потом распили флакошку.
В общем, постепенно всё вошло в колею.
Сон только стал мне частенько сниться. Будто я опять в госпитальном коридоре, Роми бежит за мной, что-то кричит… И я знаю, что это — что-то очень важное, жизненно важное, и для меня, и для неё, и вообще для всего на свете. Знаю, что страшное случится, если я её не выслушаю; хочу остановиться — и не могу. Прислушиваюсь — но все заглушает рёв ветра…
Сколько раз мне снился этот сон, но так ни разу я её и не услышал.