— Я не первый раз летаю.
— Мне говорили, — равнодушно отозвался летун и пренебрежительно отмахнулся.
Правильно полковник Мосин его "твёрдым лбом" обозвал.
Словами не пронять, да? Ладно.
Я вошёл в слияние и запустил движок.
И тут же меня грубо оторвали от леталки.
— Это ещё что? — прошипел Никифоров. — У тебя со слухом плохо? Я тебе что сказал?
— Что поднимете машину сами, да, я помню, — зло выпалил я. — Только это несерьёзно. Что я подключаться могу, вы уже видели. Задание ваше в нейродрайве и грудной младенец выполнит. Вы чего хотите — действительно меня проверить, или просто отделаться побыстрей?
Я ожидал взрыва. Но майор укоризненно покачал головой, хмыкнул — и спокойно, даже миролюбиво заметил:
— На старших по званию орать не рекомендуется, сынок. В твоём положении в особенности. Так значит, ты у нас борзый, да?
Никифоров потеребил губу, продолжил:
— Взлетать сам хочешь? И садиться сам? Нервишки, похоже, щупаешь у старого летуна?
Майор откинулся в кресле, демонстративно скрестил руки на груди и спросил:
— Ну, и чего тогда тянешь?
Я вошёл в слияние — и взмыл в воздух.
Вообще-то, так взлетать не полагалось — по спирали, почти вертикально ввинчиваясь в тугой упругий поток, на ходу горяча ещё не разогревшийся толком движок. Бедной "стрекозе" едва хватало для этого мощности; "крокодилу" не хватило бы точно — эти чемоданы на подобное не способны. И надо было чувствовать двигатель так, как чувствует его нейродрайвер, чтобы пройти точненько по грани возможностей леталки — и не выскочить за них.
Небо Чайки дождалось меня.
Оно не было гостеприимным, это небо — хмурое, пронизанное насквозь ветрами, швыряющими навстречу клочья облаков, рвущими обшивку, будто мясо с костей; я даже понял, почему старый летун дал мне для начала задание попроще — потому что само небо было непростым. Переполненное необузданной, бурлящей силой, оно играло ею, как великанский ребёнок, не сознающий своих возможностей; оно бесхитростно и беззаботно дарило свои каверзные ласки — не делая скидок для того, кто вступил с ним в игру. И с той же беззаботной лёгкостью это небо могло убить — не заметив пылинки, сорванной с волнующегося полотна бешеным штормовым порывом.
Дикое и яростное небо Чайки. Я уже любил его.
— Выше не лезь! — заорал мне инструктор.
Почему обычно люди орут, разговаривая с тем, кто не может ответить? Я прекрасно услышал бы его и так.
— Аларм-систему видишь? Зелёные лучи — граница. Жёлтые — поднимешь тревогу, а к красным только сунься — и ты покойник. Испепелят раньше, чем икнуть успеешь.
Конечно, я их "видел", эти лучи. Узда, наброшенная на небо — и легкомысленно им не замечаемая. Я сделал красивую "горку" и оставил лучи за спиной. Хоть не так мозолят глаза.
Шквал в лоб — норовит задрать нос, опрокинуть. Э, не пойдёт, приятель. Выравниваюсь, закладываю вираж — теперь ты мне поможешь, ветер. Он послушно подставляет упругую спину. Вираж выходит — хоть по циркулю обводи.
— Недурно, — бормочет себе под нос Никифоров.
Надо полагать, он думает, я его не слышу?
Хитрован старый. Ну, погоди.
Я ловлю потоки ветра, я чувствую их всем телом, умываюсь ими. Так поступают птицы — нужно всего лишь не бороться со стихией, а слиться с ней. Я выписываю все фигуры высшего пилотажа, какие могу припомнить, со злорадством подмечая, как руки инструктора нет-нет, да и дёргаются к пульту; я просто резвлюсь в небе — боже, как же мне его не хватало! — я пью его и не могу напиться, не могу насытиться никак. Этим ветром. Этим воздухом. Этой свободой.
— Не лезь под грозовой фронт! — кричит майор, возвращая меня к себе. — Курс два-пять-ноль и снижайся, уходи на девяносто фаров.
Вот с цифрами мне непривычно. С трудом соображаю, где у меня курс два-пять-ноль. Впереди, совсем близко, бьёт молния — ярко-голубая, разветвлённая трезубцем, ослепительная.
— Остолоп! — орёт Никифоров. — Кто тебя учил, куда ты сунешься? Два-пять-ноль, я сказал!
Нахожу нужный курс, выворачиваю. Компенсирую боковой порыв. Неудобное направление, однако. Удираю вниз, оставляя на хвосте клубящуюся грозу.
— Два-пять-пять и снижайся на пятьдесят.
Уже вижу наш остров. Неужели все?
— Доверни на два-пять-семь и заходи на посадку.