Выбрать главу

Мечты, мечты…

ЭТО ЧТО-ТО

Впереди ничего нет. Позади ничего нет. Но как увлекательно это ничего! Эти колебания неизвестного. Эти вибрации ничто.

Это что-то!

ТИХО СИДИ

Чем напряженнее внутренняя жизнь, тем внешняя скучней. Ради того чтобы слышать, приходится оказываться от разговоров, от роскоши-пошлости человеческого общения. От этого ритуального повторения выхолощенных формул, тупых эмоций и прочая, прочая, прочая.

Тихо сиди, уголовничек.

СЮР-РЕНЬ

Еще помню, как Кудряков пришел ко мне ночью, с огромным букетом сирени, которую наломал у меня же во дворе. А я думал, что там в полночь закопошился бульдозер. Он пришел пьяный.

Дело было серьезное. Брата Колю (А. Ника) хотели посадить в дурку, потому что приезжал в Питер Никсон.

Это называлось книксен. Многих в дурку посадили на всякий случай. Я должен был пойти к Коле домой и забрать паспорт. Брат скрывался по мастерским. Об этом поручении нельзя было говорить по телефону. Вот Кудряков и приперся с букетом сюр-рени.

РОДНЯ

Мое преступление состоит в том, что плохо вижу. Поэтому то, что всем ясно, для меня туманно. Я не доверяю ясности, солидаризуясь с поэтом.

Туман мне роднее.

ЭТО СТИХИ

Слалом на кончике мысли. Летишь, сломя голову. Остановиться нельзя – разобьешься. Остается только лететь в пропасть за доном Хуаном.

Ветер свистит в ушах.

Это стихи.

КАРТИНКИ-ПРИЗРАКИ

1

Был знакомый. У него был «Запорожец». Горбатый, как сказал потом Высоцкий. Один раз он хотел подвезти меня на нем, не успели проехать несколько кварталов, машина заглохла. Я подарил картинку. Большую (тушь, ватман).

Потом этот знакомый вернул моему приятелю Гоше книгу в белой обертке. Это был «Петербург» Андрея Белого, чуть ли не первое издание. Тогда книги берегли. Спустя годы приятель снял обертку и обомлел. Это была моя картинка с вырезанными уголками и загнутыми краями. Он вернул ее мне.

Я смотрел на изуродованный ювенильный шедевр и думал о загадочности человеческой души.

2

Еще один ранний шедевр я решился окантовать. Тащился с ним через весь город в мастерскую на Белинского. Когда переходил Фонтанку у цирка, вдруг повалил густой снег. В мастерской обнаружил, что тушь моя потекла. Я сложил картинку пополам и выбросил ее в ближайшую урну.

Тогда я еще не ведал о чуде размыва.

Это была прелюдия.

З

Картинки этого периода сохранились только на фотографии Бориса Смелова, где я лежу на их фоне с обнаженным торсом.

Теперь это фото прочно поселилось в интернете.

Картинки-призраки, летучие голландцы моей пра-графики.

ТРЕТЬЕ УХО

Хорошо бы успеть перечитать Салтыкова-Щедрина. Лескова перечитал. Какие рассказы в 9-ом томе! Чего стоит «Продукт природы». Там будущий «Архипелаг» обозначен. Вот что в школе надо проходить.

Читать мало, надо еще видеть прочитанное во времени, в обратной перспективе. И слушать также, тогда из «Райка» Мусоргского в исполнении Ефрема Флакса вовсю полезут футуристы с обериутами.

Это слышно. Надо только напрячь третье ухо.

ЛОВИ МОМЕНТ

Только начни и дело пойдет. Но начать надо в определенный момент. И высокое искусство птицелова в том, чтобы его поймать, не спугнув. Иные ждут этого момента всю жизнь. А над другими они роятся стаями так, что впору отбиваться от них.

В общем, лови момент! Без этой птички ничего не получится.

Пусть неудачник плачет.

ГОВОРИТЕ!

1

Брат Коля (А.Ник) недавно потерял голос, как Веничка Ерофеев. Причина та же. Но он не пользуется спецмашинкой. Пишет записки. Я не видел его с 1984 года. 26 лермонтовских лет. Нашей переписке – 40. Бальзаковский возраст.

2

Общий с Колей приятель, Витя, выйдя на пенсию, утратил оперативную память.

Теперь он сидит запертый дома. Раз в неделю приходит сестра и ходит с ним в магазин.

Я иногда звоню ему. Он все и всех помнит. Но сам не звонит никогда, хотя номера телефонов висят у зеркала в прихожей. В конце разговора ритуально он записывает мой номер опять.

Перед болезнью звонил мне в белые ночи.

– Борька, сейчас утро или вечер?

Он тогда еще пил.

3

Однажды позвонил я Борису Александровичу:

– Боб, привет!

– Говорите.

Я что-то говорю, думая, что он прикалывается. Наконец, замолкаю.

– Говорите.

Я снова что-то выдавливаю из себя. Молчу.

– Говорите.

Тут я понимаю, что это не прикол, а катастрофа.