Группу «Д» никто особенно не замечал. Следуя инструкциям, они старались больше слушать, чем говорить. Хотя за срок «вживания в роль» каждый успел отличиться на журналистском поприще. Ен умудрился сыграть роль уборщицы в спектакле знаменитого московского режиссера-гомосексуалиста. Когда он вышел на сцену в бархатном бюстгальтере, в гриме и в павлиньих перьях, публика взвыла от восторга. А Ен потом со смаком описал всю эту эпопею на первой полосе. Показал себя и Сон: он спустился в канализационный люк у гостиницы «Россия» в составе команды диггеров, возглавляемой московским мэром. Библиотеку Ивана Грозного им найти не удалось, зато Сон откопал в трубе коллектора золотую монету с изображением Петра Первого, которую тут же подарил мэру, а тот передал ее в фонд восстановления храма Христа Спасителя. Этот материал тоже был на первой полосе, с крупной фотографией (хорошо, что фотопленка не передает запах). А Ира, в свою очередь, прибавила газете популярности серией скандальных репортажей о «ночных бабочках» у «Метрополя», а затем описала работу бригады милиционеров, которые этих «бабочек» отлавливают. Эта статья тоже была щедро проиллюстрирована, но некоторые фотографии — там, где девочки позировали в милицейской форме, — почему-то редактора не заинтересовали…
Группа «Д» внимательно присматривалась к своим попутчикам. Если при советской власти под журналистов чаще всего маскировались сотрудники КГБ, то сейчас под видом репортера мог поехать кто угодно. Поэтому, мягко говоря, не все летевшие разбирались в предмете. И если человек ничегошеньки о Чечне не знает, значит, он не представитель четвертой власти, а утка подсадная. Хотя, с другой стороны, необстрелянная молодежь поступала так же, как они, — молчала и слушала старших, понюхавших пороху коллег. А уж те распускали хвост как могли. Особенно выделялся кудрявый брюнет лет тридцати пяти, с квадратной рожей и блудливыми глазами. Про него все знали, что, во-первых, он работает на всех — от «Завтра» до «Комсомольской правды», во-вторых, прошел все существующие войны, а в-третьих, был личным другом Вука Драшковича, Ахмад-шаха Масуда, Саддама Хусейна и Билла Клинтона одновременно. Ясно было, что как только компания разместится в самолете, он тут же начнет делиться своим военным опытом.
Самолет был транспортный. В его железном брюхе, помимо бригады журналистов, могло поместиться достаточно бронетехники, чтобы всю эту бригаду передавить. Рассевшись по скамейкам вдоль бортов, пресса притихла, пораженная то ли величием зрелища, то ли подспудным страхом перед первым в жизни серьезным делом, то ли попросту морской болезнью. Тем более что вся молодежь разместилась в хвосте, где укачивало довольно сильно. Впрочем, как только самолет набрал высоту, народ освоился и беседа началась.
— А я говорю, они звери! — завел разговор брюнет. — В последний раз, когда я там был, такая херня произошла. Взяли наши аул. Какой-то там в горах. Хот-табычей оттуда выбили, вошли — а в ауле никого нет, дома стоят пустые. А наши дня три не жрамши, грязные, измотанные… Вот рота в этот аул вошла, по домам шарит — а оттуда все и сами ушли, и все свое хозяйство с собой унесли. Заходят в одну такую мазанку, а там баба сидит. Чеченка. И сопляк у нее лет пяти. Ну, жрать там особо нечего, но кувшин вина в погребе откопали. Хотели приложиться, а ротный был ушлый. Думает: вдруг отравлено? Ну и говорит этой бабе: мол, сама пей. Та берет и пьет. А теперь, говорит, щенка своего напои. Она берет кружку, наливает сыночку, тот тоже пьет. Ладно, все успокоились и кувшин — до дна. Ну и еда какая была — тоже всю под метелку. А через час все перемерли в страшных мучениях. И баба, и сынок ее, и вся рота заодно. Зато во имя Аллаха с захватчиками расправились. Звери…
Салон притих. Ен наклонился к Сону и шепнул:
— Хорошая история. Только это не с ним случилось в Чечне, а с Наполеоном в Испании… Но все равно молодец мужик. Хоть книжки читает.
А вслух сказал вот что:
— Павел Александрович! Извините, пожалуйста, но если все перемерли, то вы-то откуда об этом узнали? Кто-то же вам рассказал? Ведь некому было…
Брюнет свирепо посмотрел на Ена. В воздухе повисла неловкая пауза. Чтобы не расхохотаться при всех, Ира встала и прошла в конец салона, где находился туалет. За ней потянулись самые нетерпеливые из курильщиков.
— Это еще что! — вступил в разговор вихрастый парень в джинсовой куртке. — Наш завредакцией тоже туда летал. Так с ним такая фигня случилась: сидит он в окопе, чеченцы палят, одна пуля отскакивает от стенки окопа и падает около него. Ну, он эту пулю поднимает, смотрит на гильзу, а на ней буква «Г» нацарапана. А у него как раз фамилия — Григорьев. Он эту гильзу сам пометил. Случайно. Она в ящике с патронами лежала. А этот ящик, видимо, их командир чеченцам продал. Они же там все продают, что плохо лежит… Так этот командир продал чеченцам те самые пули, которыми они потом в наших стреляли! Ну не сука, а?!