Дениев поднялся с сиденья.
— То есть как — наоборот?
— Нет времени. Скорее, надо спешить! — Голос Мавлади почти срывался на крик.
— Не шуми! — прошипел Аслан. — Что ты здесь делаешь и где твоя группа?
Мавлади безнадежно махнул рукой:
— Сматываться нам надо поскорее, командир!
По лицу Дениева прошла легкая судорога, затем оно, казалось, окаменело.
— Что значит «сматываться»? — медленно сказал он спокойным, а оттого еще более жутким голосом.
— Как что? — повысил голос Мавлади. — Бежать! Мотать отсюда! Делать ноги! — И террорист грязно выругался. Отдышавшись, он торопливо заговорил, спотыкаясь на словах: — Нас там ждали… Спецназ, не меньше двадцати человек… Надо спешить, сейчас здесь будет жарко…
Дениев медленно подошел вплотную к боевику.
— Мавлади, где твоя группа? — спросил он.
— Там, — махнул рукой Мавлади. — Их уже нет, ворота закрылись, ловушка…
— Так почему ты здесь, а не со своей группой? — рявкнул Дениев, горой нависая над невысоким Мавлади.
— Да потому, что я пришел сюда для того, чтобы воевать, а не для того, чтобы бездарно погибнуть! — В голосе Мавлади послышались новые, резкие ноты, он исподлобья смотрел на Дениева, и в его глазах сверкнула ненависть. — А вот почему ты, который привел нас сюда, почему ты здесь, а не там?
— Мерзавец! Замолчи, или я убью тебя! — крикнула Айна, поднимая автомат.
В это время до них донеслись приглушенные звуки воющих сирен. Дениев медленно отвел глаза.
— В машину, быстро! — коротко скомандовал он.
Автомобиль взвыл, выбрасывая из-под колес черную воронежскую землю, и рванулся по проселочной дороге, не разбирая направления. Дениев до отказа вжимал в пол педаль газа. Он понимал, что им необходимо использовать последний шанс и проскочить до тех пор, пока район не будет окончательно оцеплен. По стеклам хлестали ветви придорожных деревьев, автомобиль подлетал на ухабах, ежеминутно рискуя перевернуться. В краткие моменты, когда Дениев отрывал взгляд от дороги и смотрел в зеркало, он видел, как Аслан на заднем сиденье беззвучно шевелит губами, словно читает неслышимую молитву, слева от него неподвижно сидит Айна. За последние часы она словно еще более вытянулась и постройнела, ее блестящие черные волосы раскиданы по спинке сиденья, а в глазах появилось новое, незнакомое доселе выражение. Всмотревшись в ее лицо, Дениев отводит глаза от зеркала, словно он не должен, не имеет права туда смотреть. Он вновь сосредоточивает все свое внимание на дороге. Только бы вырваться! Слава Аллаху, деньги и Айна все еще у него, а с ними он начнет новую игру и на этот раз обязательно выиграет. Он не может не выиграть, недаром она сразу почувствовала в нем эту силу, которой наделены очень и очень немногие люди. Они вырвутся назад, на родину, из этой чужой, враждебной страны, и он начнет все сначала. Дениев пристально всматривается в дорогу впереди, крепко сжимая руль. Рядом с ним на соседнем кресле, скрестив руки на груди, молча сидит Мавлади.
Из автобиографического отчета Сона, архив группы «Д», код 131959-С
Утром в понедельник я проснулся около половины десятого от непонятных звуков за окном. Обычно в это время Кутузовский проспект уже давно проснулся и деловито фырчит моторами тысяч автомобилей, направляющихся через мост мимо здания СЭВ, похожего на распахнутую книгу, к центру столицы. За семнадцать лет я, разумеется, давно привык к этому шуму и не замечал его, как не замечают шума Ниагарского водопада североамериканские индейцы. Но в тот день проспект шумел совсем по-другому, странно и непривычно. Зевнув, я лениво нажал левой пяткой на рычажок, открывающий жалюзи, и выглянул на улицу. То, что я увидел, было настолько нелепо и невероятно, что я сперва решил, что все еще сплю и вижу самый дурацкий из своих снов. Крепко зажмурившись, я больно ущипнул себя за руку, а затем посмотрел опять. Ничего не изменилось. За окном по-прежнему лязгала гусеницами об асфальт колонна танков с расчехленными стволами.
Я как был в одних трусах, так и выбежал из комнаты, шлепая по полу босыми ногами. Дверь в гостиную была распахнута, и было слышно, как из телевизора лениво льются пассажи классической музыки. «Лебединое озеро», — на автомате определил я. На кресле у телевизора сидел отец. Он был одет с непривычной торжественностью — новый английского покроя костюм с планками орденов, наглухо застегнутый, несмотря на жару, высокий воротник, синева тщательно выбритых щек. Не отрываясь, он невидящим взглядом смотрел на изящные прыжки Одетты на экране телевизора, на подлокотнике его кресла лежал телефон, снятая трубка которого вяло покачивалась на проводе. Заслышав мои шаги, он, казалось, очнулся ото сна. Медленно повернув голову, отец посмотрел на меня с непривычной серьезностью. Наконец он сказал, с трудом подбирая слова: