— И не жил там никто. А молодой барон воспротивился магам — сам-то он ни капельки дара не имеет, вот и обозлился на всю их братию, перестал пускать. Ишь, чо удумали, грил. Всё мотаются туда-сюда, целые телеги с собой возят! А зачем, почему — молча-а-ат, — протянул старик и хмыкнул. — Ну и издал указ, что переселенцам за так выстроит хозяйство, ежели таковы сыщутся. Токмо не вышло из затей энтой ничего путного, целый хутор враз пропал. Из самой столицы приезжали чаровники, так и не сыскали ни следа, побродили по округе немного, погостили в баронском поместье да уехали восвояси. Неспроста это всё, ой неспроста. Хорошо вот, что ты ягоды пособирать остановился, а то ведь и разминуться могли, усвистал бы ты дальше, а я б ни сном ни духом, что кто-то туда направился.
Не могла не согласится. Дёрнуло меня что-то вместо того, чтоб идти как обычно, до темноты, устроиться на полянке. А то сразу бы стало ясно, откуда я иду и куда — дорога-то одна. Вряд ли бы старик связал меня с чародеями, но подозрительно выглядело бы в любом случае. Или нет? Раздражённо почесала за ухом, сбив шапку на бок. Кажется, даже самой себе теперь довериться не могу, с этим-то знаком и тем фактом, что Кирино был в моей голове. Каков шанс, что он там не затаился и не ждал удобного случая, чтобы выскочить?
С разговорами и ворохом невесёлых мыслей не заметила, как дошли до избушки лесничего. Меня накормили мясной похлёбкой с сухарями, и видя, с какой жадностью я ем, Элой пообещал выдать в дорогу хлеба и баночку варенья для сестры, чтоб ей настроение поднять. Но только при условии, что больше без родительского благословления из дома ни ногой, особенно в такие опасные путешествия. А сестра обязательно поправится, в этом старик был уверен.
Одеяло Элой у меня выменял на новое — большое и тёплое взамен моего серого и драного. Завернувшись в подарок, я устроилась на лавке у печки, где сама не заметила, как уснула. И спала, как и несколько дней до этого, без сновидений.
(4)
Утро ныне начиналось одинаково — стоило открыть глаза, не сразу вспоминала, где нахожусь. Одновременно боялась к этому чувству привыкнуть, но и неприятно было приходить в себя и собираться с мыслями. В этот раз меня разбудили поскрипывающие от шагов половицы. Элой и не заметил, что я уже проснулась, и продолжал тихонечко накрывать на стол, напевая под нос весёлую мелодию. Ещё вчера он предупредил, что мне следует отоспаться, а посему побудки с первыми петухами можно было не ждать.
У лесничего было при избушке целое хозяйство — и куры, и коза, и небольшой огородик. Старик все уши о нём прожужжал, гордо выпячивая грудь и рассказывая, как двадцать лет назад начинал обживаться на этом месте. Я слушала вполуха и кивала, и только сейчас оценила, какое же это благо — тут тебе и козье молоко в крынке, и болтушка из яиц, и печёные картофелины, и зелень. Хорошо-то как.
Пахло смолой и лесом, пряным отваром на зелёных шишках, меду и шиповнике, душистыми травами. От печки шло приятное ровное тепло. Будто бы и не ночевала несколько дней к ряду в лесу. Вот бы никогда туда не возвращаться!
— Дядь Элой, — села на лавке и завернулась в одеяло с головой. — Дядь Элой, а можно я у вас останусь, а?
И шмыгнула носом. Старик вздрогнул, повернулся ко мне и растянул улыбку до ушей.
— А-а, — протянул он и прищурился, — гляжу, проснулся ужель. Ну-с, милости просим к столу. Чем, как грится, богаты, тем и рады.
— Так можно, дядь? — осипшим голосом выдавила я и снова шмыгнула.
— Ну чего ты, Риша? Тебя же дома ждут. Мамка твоя, сестрёнка. Отца боишься? Ну, поругается он, но не станет же тебя убивать? Ты ж за сестру боялся, вот и пошёл в такую даль. Это же не повод сбегать из дому, верно? Верно, я тебя спрашиваю, а? Ну-ну, реветь-то не надо! Ты ж парень, чего в слёзы сразу? Ну не прогоню же тебя прямо сейчас, в самом-то деле…
— Я соврал-а-а, — захныкала я, давясь слезами, — нет у меня сестры-ы-ы никако-ой.
Элой собрался было сесть рядом и успокоить то ли словом, то ли подзатыльником, но в дверь неожиданно постучали. Лесничий хмуро глянул на меня, пожевал губы и покачал головой. Стук повторился — настойчивее и громче.
— Да иду я, иду! — заохал старик. — Кого это в такую рань нелёгкая принесла?
Открыв дверь, Элой отпрянул от порога как от огня, тут же согнувшись в поясном поклоне. Удар или два я не могла разглядеть, кому он выказывал этакие почести. А потом вошёл чародей! Сразу поняла — по прямой осанке, холодному взгляду и дорогому, пусть на вид и простецкому камзолу — с золотой и серебряной тонкой вышивкой, да ткань ещё такая матовая, с едва заметным узором. У матушки было похожее платье, свадебное. Она всё обещала мне его подарить, когда под венец пойду, потому что считала, что новое отцу не по карману будет.
Аристократы, не имеющие дара, так спокойно и сдержанно себя не вели. Им лишь бы покичиться своим статусом, полученным только потому, что кто-то из их предков был Владеющим. С порога требовали, чтобы били поклоны да увивались. А чародеи не такие — они себе цену знали, как и то, что любому сказавшему хоть слово поперёк, могли без промедлений поджарить пятки.
— Ой-ма, батюш-шки! Магистр Раджети! — запричитал старик, взмахнув руками, перестав отвешивать поклоны. — Как же я рад вас видеть! А какими такими судьбами вы к нам пожаловали? Чем помочь могу вам, сеньор?
— Тише-тише, Элой, — сдержанно улыбнулся чародей, — полно тебе. Делаешь из моего визита какой-то карнавал, право-слово. Как твоё колено, кстати? Не болит больше?
И склонил голову к плечу, заставляя чёрный водопад волос перетечь вперёд. Как зачарованная, смотрела на этого магистра Раджети — утончённого до кончиков ногтей, но при этом — открытого и приветливого. Лицо у него было длинное, безусое, с чуть раскосыми зелёными глазами. Оправляя кружевные манжеты, он пристально смотрел на меня. Точнее — на одеяло, под которым я пряталась и откуда выглядывала одним глазком.
— Всё благодаря вам, сеньор Раджети. Ужель с неделю бегаю как молодой волк по лесу. Ух и выручили вы меня! Я вам теперь по гроб жизни обязан!
— Уже не обязан. Спасибо, что нашёл мою дочь.
Старик моргнул. Открыл рот. Подумал немного, и захлопнул его обратно. Он был явно озадачен подобным поворотом событий и не знал, как правильно реагировать. Я еле сдержала протестующий писк, для верности закусив губу. О чём это он?!
— Так это ж Ришка. Из дому сбежал, сестре помочь хотел от чародейской хвори. Магистр Раджети, а вам не с руки случайно посмотреть его сестрёнку, а? Паренёк-то хороший, ринулся ведьмовской цветок искать по лесам-то здешним.
— Это дочь, — с нажимом произнёс Раджети. — Моя дочь. И я благодарен тебе, старик, что ты нашёл её, покуда ей не встретились дикие звери.
И даже слова против не скажешь. Кому с большей охотой поверит Элой — мне, «обманувшей» его, или этому магистру? А если и поверит… не пойдёт он против мага. Никто в здравом уме не пойдёт. Я вскочила со своего места, гордо вскинув голову и поджав губы. Раз не будет никто меня защищать, сама за себя стоять буду, так-то.
Глаза магистра чуть сузились, и внутри меня всё похолодело.
— Да что тут благодарить, — крякнул лесничий, чтобы разрядить обстановку, и почесал затылок. — Знал бы, что у вас дочь пропала, ринулся бы на поиски без промедлений. Или отвёл бы в замок сам, чтоб вам не пришлось мотаться в седле-то. Ох, значится, дочь, да? А с виду мальчуган мальчуганистый, вот ей-ей. Не сочтите за дерзость, сеньор.
— Не сочту, — хмыкнул чародей и улыбнулся в ответ. — Она норовистая. Стащила у конюха одёжку да пошла куда глаза глядят. Ну, так и будешь сидеть, Марисса? Вставай, нам пора. Идём.
Тело само сделало шаг и направилось к выходу. Я того не хотела, совсем-совсем! Но прямой, с лукавыми искорками в глубине, взгляд магистра Раджети не оставлял мне выбора. Откуда-то он знал моё имя, а значит, мог управлять, как рассказывал отец. С ужасом представила, что ещё сотворит со мной чародей, но даже так не получилось завладеть собой обратно.
— Тебе что-нибудь нужно, Элой? — сухо поинтересовался магистр и положил руку мне на плечо, когда я, сама того не желая, разумеется, подошла и встала рядом. — Всем ли ты доволен? Барон не обижает тебя?