Илья закрыл глаза, попытался расслабиться. Мозг был против. Осознание своего бессилия перед проблемой вкупе с раздражением только сильнее распыляли чувство гнева и неприязни. Просто так подойти и сунуть в рот китайца его же собственную полетную подушку тоже было из ряда вон и грозило неприятными последствиями. Все-таки это был не вахтовый борт Сургут-Томск.
Так и сидел Илья, скрепя зубами от злобы и бессилия. А потом кое-что случилось. А именно то, чего в принципе не должно случаться в современных самолетах. А началось все вот с чего.
Лайнер вдруг сильно тряхнуло. Это был точно удар днищем о что-то, будто о скалу. Вот только никакой скалы не было. Под летящим Боингом во все стороны от горизонта до горизонта расстилал свои просторы индийский океан. Потом самолет кинуло вверх. Илью подбросило на сидении, после чего он мертвой хваткой вцепился в подлокотники кресла. Тоже самое сделал и его сосед по ряду. Мужчины переглянулись. На обоих лицах застыли нервные истерические ухмылки. Тут же зажглось оранжевым табло «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ» и по-английски, голосом капитана заговорили динамики, призывая сохранять спокойствие и следовать инструкциям экипажа — самолет входил в зону турбулентности. Салон мелко задрожал, но сильных толчков пока не было. Это дало пассажирам возможность пристегнуть свои ремни. Включилось освещение кабины, и Илья увидел, как одна из стюардесс, держась за спинки кресел, быстро пошла куда-то по направлению к носу Боинга. Плакали дети, те китайцы, кажется, заголосили еще громче, все утонуло в общей какофонии. Это было просто нестерпимо. Это стало бесить Илью еще сильнее чем раньше. И, возможно, виной тому были перебои в освещении кабины, но мир стал все больше наполняться красными тонами, будто советский ребенок переместил ползунок, отвечающий за красный спектр старого кинескопного телевизора в крайнее правое положение.
У русских людей, особенно взрослых мужчин существенно притуплен инстинкт самосохранения, по сравнению с людьми из других стран. Такое наблюдение Илья вынес уже давно. Вот и сейчас, вместо того, чтобы бояться и вместе со всеми, предаваясь коллективной панике, психически сосредоточиться на преодолении зоны турбулентности, хакер продолжал гневаться. Он сжал челюсти и припал к иллюминатору. Погода была ясная, солнце из красного превратилось в нежно-нежно оранжевое, неуклонно восходя по своей вечной дуге. Облаков не было практически полностью, разве что рваной дымкой местами парили легкие, даже не облака, а дымчатые перышки. С высоты одиннадцати тысяч метров гладь океана выглядела застывшей, точно нарисованной густыми мазками. Но под ней, там в толщах вод, Илья не знал, как это объяснить, но он чувствовал что-то. Что-то неизмеримо древнЕе копошащихся на поверхности, а иногда, как сейчас, забирающихся в синюю высь, букашек. Это непостижимым образом успокоило путешественника. Он понял, что перед лицом этой довременной древности, безразличной в свой мудрости, ничтожная тряска каких-то 200–250 людишек — это просто смешно, а когда понял, то улыбнулся, первый раз с начала полета.
Тут самолет тряхнуло еще раз и очень сильно. Сначала вверх, а потом бросило вниз. Словно исполинская невидимая рука взяла его и решила хорошенечко потрясти. Стюардесса не успела дойти до телефонной трубки. Последний воздушный удар был такой силы, что, не удержавшись, она полетела вверх между рядами багажных отделений и головой сильно ударилась о потолок. Следующий бросок стихии тряхнул алюминиевый корпус в противоположном направлении. Стюардесса не успела сгруппироваться и воткнулась в ринувшийся ей навстречу пол, коленями. Крик боли, открытый перелом и кровь. Сам момент удара Бельштейн не видел, но он обернулся на крик посмотреть, что же случилось. Подняться с кресла не давал ремень. Он вытягивал шею максимально, и все что мог увидеть — это головы пассажиров, повернутые в проход. Струйка крови показалась на серой ковровой дорожке из-за ряда впереди стоящих сидений. Любопытство Ильи заставило его отстегнуть ремень. Он встал, протиснулся мимо пораженного соседа и вышел в проход. Чудовищная тряска продолжалась. Дети ревели и орали навзрыд, адским хором мучеников атакуя перепонки. Но Илья казалось перестал их слышать или просто не хотел больше обращать на это внимания. Он увидел корчащуюся от боли девушку в синем костюмчике. Одна ее нога неестественно выгибалась из-под юбки, а чуть ниже коленного сустава, вспоров мясо, торчала оголенная белая кость. Девушка плакала от шока и боли. В глазах ужас, вокруг глаз черные круги растекшейся туши. К ней подбежал бортпроводник — парень. Он что-то громко говорил в зал, одной рукой придерживая коллегу под голову. «Спрашивает есть ли доктор на борту», — даже не услышал, а скорей догадался Илья.