Илья спустился по лестнице, ныряющей в темную арку проема и оказался в метро. Указатели, как и названия на карте в его телефоне дублировались на английском, поэтому сориентироваться среди переплетения лестниц, эскалаторов и коридоров оказалось совсем несложно. Вот он уже стоял в ожидании поезда в большой, неоновый, так часто наблюдаемый в фильмах, новостях и рекламе огромный, многолюдный центр Токио.
Поезд, белоснежный с черной блестящей окантовкой по нижним контурам локомотива и вагонов, бесшумно остановился у перрона. Открылись двери, и маленькие, схоже выглядящие муравьи, сливаясь в струйки, принялись заполнять белоснежные, лопающиеся от яркого света вагоны. Это были ухоженные и богато одетые муравьи из более чем благополучного и сытого района, скорее даже пригорода: зеленого, чистого, спокойного, тихого, с волшебным асфальтом и много чем еще, иными словами, далеко не для всех. Но даже здесь люди были в ощутимом количестве, приблизительно как в обычный рабочий день, где-нибудь в ЦАО его родной Москвы. Не час пик, но тем не менее. Люди с простыми, нейтральными лицами, не отягощенными лишним грузом эмоций, в синей форме и с фуражками, стояли в отдалении, внимательно следя за ситуацией с муравьиными потоками и пропускной способностью вагонных дверей. Илья догадался, что эти были те самые легендарные ошия, работники муниципалитета, основной и единственной задачей которых служило запрессовывание в поезд жаждущих на него попасть, но не обладающих достаточным количеством собственных сил, чтобы это сделать. Тут то и приходили на помощь бравые помощники-ошия, силой своих организмов и характеров, проталкивающие бедолаг внутрь, туда, где по всем законам физики и логики, для них ну никак не должно было найтись места. И хоть здесь у синих фуражек пока не было работы, но что-то подсказывало Илье: по мере движения состава в городской центр, их коллеги со следующих станций, испытывать недостатка в профессиональных обязанностях точно не будут. Оглядев стерильный белый вагон, он поспешил занять сидячее место, пока таковые еще имелись. Ехать предстояло, судя по карте, порядочно.
Но путь, занявший бы в любом другом метрополитене мира, за очень редкими исключениями, минут 40, а то и час, здесь свершился меньше чем за 15 минут. Москвич просто-напросто забыл принять в учет скорость японских поездов. И это с четырьмя остановками! За которые, кстати, вагоны не успели заполниться хотя бы и на 70 %, что для Японии, по мнению Ильи, было все равно, что пустые.
Вот она Шибуйя, о чем сказал и телефон своей настойчивой вибрацией, и приятный роботизированный дикторский голос. Не понятно было, принадлежит ли он живому человеку, или же настолько совершенно сымитирован компьютером. Не успела добрая половина поезда опорожниться людскими выделениями, как тут же ими вновь и наполнилась, впуская тех, кто на Шибуйе в поезд зашел. Здесь уже от количества и разнообразия человеческих голов всех мыслимых цветов спектра у Ильи зарябило в глазах. Не отличаясь по меркам европейца гигантским ростом, он все равно был почти на добрую голову выше подавляющего большинства разноцветных, креативных гномиков. Мелькание и хоровод волос и лиц, с частыми вкраплениями крашенных голов и линз разных цветов, образовывали настоящие подземные течения. Турбулентно и скоро несли они свои человеческие воды, переливаясь яркими бликам и огнями отражений в натертых до блеска коридорах подземных галерей. Несмотря на кажущийся хаос и перегруженность, живые потоки спешащих горожан, точно полчища муравьев, обладали каким-то своим регулирующим алгоритмом, превращающим толпу из хаотично движущихся частей, во что-то наподобие линий электропередач, ток по которым несется энергично и быстро, но непременно в пределах границ своего проводника. Как раз в одну из таких линий и влился Илья, и сам не заметил, как она очень скоро вынесла его под серое, влажное и спертое коробками бетона самой разной высоты, небо. Но течение, частью которого он стал, за неимением других альтернатив, продолжал нести его дальше. Не было возможности выпрыгнуть из этого потока заряженных человеческих частиц. Увлекаемые магнетизмом собственных дел, неслись они без устали и надежды на передышку. Фрилансер Илья Бельштейн точно уменьшился в масштабе. Будто Я его, эго, ид, наряду с остальной юнговской чепухой дикого запада, растворились в наэлектризованных азиатских полях. Масштаб другой реальности, сформированной веками, подкрепленный прошивкой в голове каждого составного ее звена, размазывали яркие краски твоего характера тонким слоем по новому миру, делая их все субтильнее и прозрачнее. И вот, очень скоро ты бесцветный, серый, идешь, нет, практически, бежишь среди других таких же размазанных, несущихся по своим делам электрончиков, и дело тут совсем не во внешности. Разных красок, как раз-таки, было не счесть, Шибуйя пестрела ими, как хвост павлина.