— Вдень это в ухо. Это синхронный аппаратный переводчик. Не думаю, что ты знаешь латынь.
— Спасибо. Куда уж нам, простым деревенщинам.
Алистер хмыкнул.
Как только устройство оказалось в ухе, многоголосый гвалт сразу же превратился в набор прекрасно различимых фраз и реплик, переключаться на которые можно было с помощью обычного внимания, прямо, как если бы язык, на котором говорили все эти люди был твоим родным или ты его очень хорошо понимал.
— Мы готовы полностью передать картинку, все дроны на позициях: воздушные и подводные. Оператор. Отбой.
— Наши люди на судах рапортуют о полной готовности приступить.
— Группа медиумов также готова, ждет распоряжений. Состояние Окти удовлетворительное, говорят, мычит что-то мирное… Ай!
Это Алистер влепил подзатыльник молодому оператору, перегнувшему с самодеятельностью. Затем он наклонился к парню и сквозь зубы проскрипел металлическим голосом:
— Ты у меня сейчас сам замычишь, придурок, еще раз я услышу отсебятину!
Алистер поднял руку и проговорил в свои электронные часы на запястье. Его спокойный, ровный голос, усиленный динамиками, прокатился по всему залу:
— Говорит координатор первого порядка Алистер ван Хойдонк. Все готово к началу операции. Ждем сигнала от медиумов. Как только Окти выйдет на достаточную мощность, приступаем, — и убрал руку ото рта.
После уже тише обратился к девушке-оператору неподалеку:
— Джессика, Кшиштоф на связи?
— Да, координатор, как мы и рапортовали, все агенты готовы приступить по сигналу.
— Пингани его еще раз. От него сейчас зависит все.
Джессика два раза кликнула куда-то мышкой и через секунду отозвалась:
— Координатор, он на связи, ждет команды.
— На центральный монитор его камеру.
Девушка исполнила приказ и в центре экранной мозаики отобразилась огромная командирская рубка какого-то военного корабля. Полукруглая панорама стекол, за которыми кинжалом рассекал волны стальной нос. На палубе, с позиции Кшиштофа, можно было видеть стволы носовых орудий. В рубке длинный пульт, и дежурный офицер за ним нес вахту. Судя по обстановке все было спокойно, Судно крейсировало по маршруту в стандартном патрульном режиме.
— Джесс, спроси его, как далеко ближайший японский корабль.
Оператор отстучала на клавиатуре запрос. Голландец склонился над монитором у левого плеча девушки.
— Порядка 15 миль…. Далековато черт! Хотя, с другой стороны, может среагируют и будет меньше жертв, — пробормотал координатор себе под нос, но Илья, напрягший слух прекрасно его услышал.
Не выдержав, он вклинился в размышления координатора:
— Может объяснишь мне что происходит хотя бы в двух словах?
— Нет времени, — отмахнулся от него ван Хойдонк.
— Слушай, я понимаю, что вы хотите спровоцировать японцев. Юки мне кое-что рассказала. Все-таки фамилия у нее тоже Тагава. А я не такой дурак, чтобы не сложить 2 и 2.
— Ну а что спрашиваешь тогда? Все сам прекрасно понимаешь.
— Я не понимаю, как вы хотите это сделать!
— Тогда наберись терпения и просто смотри дальше.
Поняв, что дальше пытать упрямого голландца смысла не имеет, Илья скрестил руки на груди и продолжил смотреть глазами агента Кшиштофа на пенные океанские буруны под ярким солнцем. План, если, конечно, Бельштейн его правильно понимал, был хорош. Ясно было, что это чертово тайное общество, предпочитающее почему-то общаться на латыни, замыслило и хочет осуществить обычную провокацию. Илья мысленно поаплодировал организаторам всего этого действа, сумевших внедрить своих людей на флот далеко не самых последних в военном плане стран, особенно США, которые, конечно, хоть и сдали свои позиции Китаю уже как несколько лет, по мнению многих экспертов, но все еще считались весомым игроком на любом театре военных действий. Но неужели они хотят открыть огонь по японцам? Неужели думают, что это сработает? Можно ведь тут же связаться с командованием самураев и оправдаться тем, что запуск был случайный. Хотя, с другой стороны, кто знает до какой степени развился конфликт между тремя странами? Об этой третьей стране, вообще-то, стоило помнить чуть ли не в самую первую очередь. Ведь не стоит забывать, что именно Россия стояла у истоков очередного конфликта международных интересов, коему, как и бесчисленному множеству перед ним, суждено затеряется в исторической перспективе, под гнетом безразличного времени. К сожалению, рассуждать обо всем этом более-менее осмысленно и здраво, Бельштейн сейчас не мог. Последние дни он был занят совсем другими делами. Следить за развитием событий в тихоокеанском очаге напряженности было абсолютно недосуг.