— Поставьте сюда. Да, вот сюда, на это возвышение.
Качка прекратилась, Илья ощутил под собой твердую скальную породу. Попытался приподняться на локте, открыть иссушенные свои, больные и слезящиеся глаза. Мышцы пресса при попытке подъема отозвались долгой ноющей болью, а сквозь влажную пелену слез, склеивающих ресницы, своды пещеры виделись точно написанные неумело наложенными мазками масляных красок. Сверху этих мазков, острыми белыми иглами растянулись пламенные наконечники многочисленных, расставленных по всей пещере свечей. Хакер протер глаза — картинка прояснилась. Тут же, внимание привлекли распластанные по каменному полу бесформенные груды белого тряпья. Приглядевшись, очень скоро стало понятно, что это человеческие фигуры. Они лежали по периметру подземного зала. Живы были эти люди или нет, сказать Илья не мог. Координатора первого порядка Алистера ван Хойдонка, должно быть тоже заинтересовал этот вопрос, и он отдал очередную команду:
— Парни проверьте тут все. Самое главное живы ли медиумы.
В центре зала, точно клубок серых склизких и медленно копошащихся змей лежал Окти. Голова его лбом упиралась в пол, стебель тела изогнулся вопросительным знаком, мерно вздымаясь вверх и вниз от дыхания монстра. Переплетение щупалец разного размера еле-еле шевелилось.
— Ты, — Алистер кивнул на Окти бойцу с карабином, — проверь его, только очень аккуратно. Подходи сзади, так он тебя не увидит, и ты его не напугаешь.
Охранник с оружием наперевес медленно принялся сокращать дистанцию с распластанным ниц существом. Он аккуратно, как и советовал голландец, обходил чудище по периметру, заходя тому в тыл прямо за переплетение щупалец. Тут легкий металлический лязг раскатился эхом по каменным сводам. Охранник посмотрел под ноги и пошарил черным ботинком с высокой голенью по склизкому киселю — одному из продуктов жизнедеятельности Окти. После чего он резко повернул голову и посмотрел на Алистера широко раскрытыми глазами, полными тревоги и страха.
— Господин координатор, — шепотом пытался говорить он, — цепи, они порваны.
Одновременно с этим подал голос другой боец из дальнего конца зала, и этот возглас, напротив, был очень громким:
— Координатор, осмотрели всех. Живы, за исключе…
Оперативник не успел договорить. Пещера задрожала от чудовищного рева. Окти пружиной распрямил туловище, махнул по широкой дуге головой — брызги слизи оросили стены, Илью, так и продолжавшего лежать на носилках, Алистера и стоявшего рядом с Окти бойца. Монстр поднял свои дистрофичные руки с растопыренными тремя пальцами. Кисти этих рук с бешенной скоростью принялись вращаться в суставах, словно два миксера, поставленных на максимальную скорость. Внутреннее, темно-зеленое свечение окутало трехпалые конечности. В тон ему, но гораздо ярче, вспыхнуло удилище, венчавшее бутон его головы. Солдат с карабином отпрыгнул на шаг, упер свое оружие в плечо и наставил на мгновенно ставшие почти в три раза выше его, создание.
— НЕ СМЕТЬ! Опусти ствол! — заорал голландец, что есть мочи.
Ответом ему был громовой гортанный полу-клекот полу-рык. С ревом, почувствовав опасность, Окти резко развернулся и взмахом одного из щупалец, того что потолще смахнул карабинера как щепку. Боец, точно невесомая черная тряпка, кувыркаясь в воздухе, полетел в стену со скоростью футбольного мяча. Он ударился об острые выступы и сполз переломанной грудой исковерканных конечностей, оставляя за собой кровавый подтек на стене пещеры.
Люди видели эту картину и теперь замерли в шоке и ужасе в разных краях каменной залы. Окти дико ревел, размахивая щупальцами в разные стороны и бешено вращая трехпалыми руками. Удилище его горело с яркостью электросварки. Длинные серые тентакли удлинялись, упругими смертоносными хлыстами они прорезали пространство, доставая до самых стен, высекая из них каменную крошку. Два оставшихся в живых солдата и сам Алистер попрятались за оказавшимися поблизости сталагмитами.
Илья смотрел на ужасное действо со странным спокойствием и принятием. Он внезапно понял, что оказался здесь неслучайно и, как ни удивительно, но только он мог прекратить всю эту вышедшую из-под контроля операцию. Еще он понимал, что бедный малыш-осменожек сейчас боится возможно даже больше всех здесь собравшихся, и за пеленой этого страха, он догадывался о том, во что его втянули и как использовали. То, что сегодня хотели осуществить все эти люди с его помощью, было попросту выше пока еще лишь детских силенок. Именно это фрилансер сейчас и увидел в разъяренном монстре, с силой достаточной, чтобы крушить камни. Он увидел в нем просто испуганного ребенка. Другой, неведомой расы, с должно быть, полностью отличным от нашего, восприятием, пониманием и коммуникацией, но, тем не менее, всего лишь дитя. Сила работать в поле, недоступном для большинства людей — в поле мыслей и мозговых волн, как и несопоставимая физическая сила не меняли суть существа. И по сути этой, перед ним сейчас ревел яростный и смертоносный, но обычный испуганный малыш. Когда Илья понял это, представил, сколько времени это создание является пленником людей, сколько вынужденно было служить их целям и манипуляциям из его головы улетучились остатки страха. Эти вислые лохмотья, лоскутные бесполезные ленточки на дереве восприятия, были сорваны прорвавшейся в голову эмпатией и состраданием, простыми участием и сочувствием. Слезы, светлые и чистые брызнули из глаз, смочили нижний ряд ресниц и упали крупными каплями на щеки. Эти слезы, точно быстрая горная речка, смыли всю слабость и недомогание. Бельштейн поднялся со своих носилок, протянул вперед руку, пытаясь с помощью нее дотянуться до сознания разъяренного малыша. Окти повернул бутон своей головы в стороны хакера, посмотрел, как тот, с поднятыми вверх руками, как бы говоря: «Я не желаю тебе зла», медленно сокращал дистанцию между ними. Щупальца сделали последний взмах, сократились, втягиваясь обратно в неведомый организм и успокоились. Тонкие плети рук перестали вращаться, спокойно опустились и повисли вдоль тела. Окти внимательно смотрел на приближающегося Илью, негромко что-то взрыкивал на своем языке, будто рассказывая или сообщая что-то. Да, сейчас он по-настоящему, первый раз рассказывал кому-то о своей нелегкой жизни.