Продолжая держать Илью на мушке своего черного Desert Eagle в правой руке, скандинав развернулся в пол оборота, и левой рукой выхватил сзади из-за пояса короткоствольный шокер, искрящийся синей дугой на конце ствола. Илья успел рассмотреть, что искра пробегает между двумя острыми лезвиями.
— 5000 Вольт, а работает всего от двух крон, представь! — довольно донес до сведения некоторые технические спецификации оружия Уве, — этой склизкой мрази за глаза.
— Это склизкая мразь ребенок того, кому вы служите! — выкрикнул Бельштейн последний аргумент, в надежде образумить вошедшего в раж берсеркера.
— Ну да, ну да… Скажи еще твой ребенок! … Дебил, б**дь… — Уве в полголоса выплюнул последнее презрение, сосредотачиваясь на прицеливании шокером.
— Пожалуйста, одумайся, — обреченно проговорил Бельштейн.
— Идите вы все к дьяволу! — ответил скандинав и нажал на спуск указательным пальцем левой руки.
Вспыхнули две синие молнии, с шипением разрезая спертый подземный воздух. Дротики впились в серую плоть. Окти вытянулся и мелко завибрировал от разряда как струна, добавляя себе еще пару метров роста. Щупальца вскинулись вертикально вверх и задрожали в судорогах, а голова с силой ударилась о каменные своды так, что сверху посыпалась крошка. Капелька на удилище вспыхнула ярко-розовым и потухла, а сам ксеноморф тяжело рухнул всем своим немалым весом. Илья успел увернуться в последний момент. Когда хакер на коленях подполз к растянувшемуся на скалистом полу гиганту и коснулся его, в надежде понять жив тот или мертв, голова его взорвалась искрами. Все, что было в ней пропало, отключилось точно свет в комнате. Последнее что он успел увидеть своим новым зрением, была упругая белая волна, раскатившаяся по черному фону. На пути своем, волна эта в дребезги разметала осколками рваного шума, небольшие пульсирующие сгустки разной величины. «Так должно быть и выглядят ауры», — пронеслась мысль. Потом откуда-то снизу из глубин, что многократно чернее, чем окружающий мрак, донесся страшный, сотрясающий все естество хакера ментальный рев, полный боли, досады и ярости.
Глава 18
Побег
Ногти, с уже далеко несвежим, местами облупившимся маникюром впивались в кожу головы под сальными, спутанными волосами. Яркие синие кончики на них истончились до нескольких сантиметров, ведь хозяйке было не до того, чтобы оные обновить.
Юки сидела, низко опустив голову. Телефон ее лежал у ног на полу и пиликал, требуя питания. Красных, четырнадцати процентов ему явно не доставало. От постоянных попыток дозвониться до без вести пропавшего человека, который внезапно стал ей самым близким на этой планете, девайс разряжался за несколько часов. Экран затерся и засалился от нескончаемых свайпов и нервных, неконтролируемых постукиваний ногтями.
— Пожалуйста, Юки-чан! Успокойтесь. У меня, глядя на вас такую, сердце кровью обливается!
Старушка Мидори, чуть согнутая от почтенного возраста, совершенно седая, тихо прошелестев, подошла сзади и погладила Юки по сгорбленной спине.
— Неужто вот так вот и улетел? — обращаясь к Кенши, всплеснула руками экономка, продолжая гладить, казалось, ко всему безучастную согбенную спину.
Бизнесмен стоял в своей любимой позе — скрестив руки на груди и глядя в окно, куда-то в одному ему ведомую даль.
— Юки-чан! Да будет вам! Ну пропал ваш мальчик, всяко бывает, и так вот тоже. Тем более иностранец, да? — снова повернулась старушка в сторону безмолвного изваяния, застывшего у окна, — поди ж их разбери, окаянных дьяволов…
— Я не верю… — слабо донеслось из-под сальной пакли, абажуром свисающих вниз волос, — его похитили. Я точно вам говорю.
— Дочь, — изваяние в черном костюме наконец подало голос, сотрясая белые стены кухни скрипучим басом, — я тебе уже говорил. Если бы его похитили в Токио, его бы уже нашли.
— Я если бы он улетел, не нашли бы?! Когда я прилетела тебе доложили сразу!
— Значит он не улетал… — слегка замешкался Тагава-сан, — не знаю… Значит уехал просто. Встретил кого и…
— Не смей так говорить! — девушка вскинула на него свои мокрые красные глаза, перечеркнутые россыпью спутанных прядей, — Не мог он так цинично бросить меня. Просто не мог. Я не верю…
В ответ на это, ее отец просто вздохнул, отвернувшись обратно к окну и принимая свою любимую позу. Тишина, точно включенный свет, мгновенно заполнила комнату. Самая нехорошая и довлеющая тишина — та, что приходит вместе с неопределенностью. Когда, от недостатка фактов и явных свидетельств, никому непонятно, что говорить или же делать дальше, и поэтому остается только молчать. Кенши открыл форточку, достал из внутреннего кармана пиджака чуть розоватый платиновый портсигар, тот приятно щелкнул, открываясь. Ногтем смуглого пальца мужчина подцепил самокрутку и неловко положил ту промеж сухих губ, украдкой, скорей инстинктивно оглядываясь. Мидори, склонив голову, посмотрела на господина с бесконечно тактичным непониманием и еле уловимым осуждением. В ответ тот лишь развел руками — мол, закурить здесь еще далеко не самое страшное!