Окти махнул головой, быстро выстрелил щупальцем и обмотал им предплечье Ильи. Потом случилось странное. Глаза хакера оставались открытыми, но информацию от них он почти не воспринимал. Вместо этого в голове явственно и четко вставали картины с черными тучами, перестреливающимися изломанными разрядами ветвистых желтых молний, и проливной дождь. Внизу под этим светопреставлением, максимально вытянувшись вверх всем, чем только можно, имитируя громоотвод, стоял Окти. Молнии то и дело ударяли в него, заставляя высокое гибкое туловище светиться, как на рентгеновском снимке. После этого картинку сменила темнота, пауза, новый слайд, и вот уже опять над ними синие небо провожает уносящийся вдаль клокочущий электричеством грозовой фронт, а Илья держит в своей руке черный кирпичик, жмет на боковую кнопку и…
Щупальце холодно и склизко лизнуло руку, разматываясь. Все-таки способности земноводного были еще далеки до пика своего развития. Окти ухнул, склонился и тяжело оперся о скалистую твердь. Бельштейн подошел и потрепал друга по желеобразной голове.
— Ты сможешь зарядить телефон? Но нам надо дождаться грозы, так? И когда же она будет?
Ксеноморф устало поднял один тентакль и ткнул им куда-то по направлению к горизонту, после чего ухнул, повалился набок и мерно задышал с большими интервалами.
«Заснул», — подумал Илья, — «совсем устал малыш меня спасать».
Повинуясь внезапно налетевшему порыву признательности и нежности, Илья подошел и погладил по верхнему слою головного «бутона». Тот показался ему каким-то странным, гораздо более сухим, чем весь остальной организм амфибии. Как будто бы кожа змеи перед сменой начала отмирать и отслаиваться.
Солнце в самом зените крепко жарило, заставляя испаряться воду и оставляя вместо нее корку соли на волосах и одежде. Несмотря на начинающийся ноябрь, солнца было в избытке, и если в родных для Ильи широтах в это время, светило нужно было дожидаться и ловить, чтобы погреться в последние дни, то здесь желтая звезда, наоборот, заставляла искать от себя укрытие. Этим Илья и занялся, обходя островок, в поисках достаточно высоко скального выроста, готового подарить ему подходящую по размеру тень. А еще жутко хотелось спать…
Выдохнув, и отогнав последние призрачные предрассудки в паре с остаточным, едва уловимым отвращением, Илья угнездился прямо в переплетении щупалец, приладив голову в удобную выемку, образованную изгибом серого тела. Было прохладно, но… погоди-ка! Прямо на его, с позволения сказать, глазах Окти теплел! Виной ли тому было жаркое солнце, или это было еще одной особенностью организма криптобиота, но тело его нагревалось примерно с той же скоростью, с какой и сиденья автомобиля, если включить их подогрев. Разомлев от накатывающего со всех сторон тепла, Илья очень быстро уснул.
Проснулся фрилансер от того, что дуло и свистело со всех сторон. В последние моменты дремы, на границе сна и яви, уязвимому сознанию казалось, что небо рвется на синие лоскуты, обнажая серую хмурую подложку под собой. Налетел ветер и сдул все былое тепло прочь. Вслед за этим, очередь воспринимать дошла наконец и до тела. Ему очень не понравились острые каменные края, врезающиеся в ребра. Илья рывком поднялся и открыл глаза. Точно поворотом ручки диммера, свету вокруг приказали съежиться до максимума. Серая хмарь, подсоленная разлетающимися брызгами, носилась вокруг, принося с собой дрожащую свежесть озона. Волны стали выше и хищно набрасывались на рваные каменные края крошечного островка, скрадывая у двух его гостей и без того невеликую площадь суши. Илья протер глаза, вычищая сухую белую пыль из их уголков и огляделся. Окти был прямо у него за спиной. Гигант замер и не издавал не единого звука. Но вот, он резко дернул правой половиной тела, вонзив в волны сразу сонм своих щупалец, потом грациозным движением захлестнул одно из них за спину и у ног Ильи, трепыхаясь в амплитудных конвульсиях, судорожно открывала рот жирная морская форель.
«Ну вот поспали, теперь можно и поесть, что ли?» — пришла в голову цитата из старого мультика, так кстати подходящая здесь. Вслед за ней сразу другая и почему-то такого содержания: «Был бы у меня такой кот, я может быть и не женился бы никогда».
Бельштейн смотрел на трепыхающуюся рыбу, не зная, как к ней подступиться. Стыдно признаться, но почти за сорок лет своей жизни, Илья Маркович так ни разу и не побывал на настоящей рыбалке, в связи с чем, с рыбами знакомился исключительно в неживом виде и только на торговых прилавках. Каждый раз в ответ на робкое приближение человеческой руки, лосось из последних сил взбрыкивал, пружиня дугой, подлетая на несколько сантиметров от земли. Человек тогда, тут же смущенно и виновато руку убирал, и обдумывал новую атаку с какого-нибудь другого угла. Когда Окти, видимо, надоело смотреть на эти жалкие попытки превратить жертву в еду, он бесцеремонно ухватил рыбу щупальцем прямо за хвост, пару секунд повертел ею в воздухе, осматривая островной рельеф, а затем завершая очередной размах, саданул рыбину головой об острый край какого-то невысокого холмика, да так, что у бедолаги разом и начисто эту самую голову срезало. Выполнив эту совершенную казнь, хладнокровная амфибия подчеркнуто медленно вернула обед к ногам друга и деликатно проклекотала, как бы интересуясь: «Ну что, теперь-то сам справишься?» Илья усмехнулся, взял рыбу и пальцем вспорол ей брюхо, вызволяя оттуда отслужившие свое и больше никому не нужные внутренности.