Врага не волновали душевные терзания Фредера. Он начинал стрелять, чего слушать речи щенка? У Тобиана прихватило дыхание и помутнел рассудок. Он не думал, ничего не просчитывал, просто схватил свой меч и понёсся на повстанца.
Замахнулся и успел разжать хватку, когда услышал звук костей. Меч впился в ногу, револьвер выпал из рук, а мятежник упал на пол. Тобиан бросил меч, он орудовал ногами. Бил долго, жестоко, пока не услышал крики пощады и не почувствовал брата, пытающегося оторвать его от мятежника.
— Довольно. Он побеждён!
Тобиан остановился и посмотрел на свои руки. Все в крови по локоть, хотя он никого не убил. Он рухнул вниз, неожиданно тело пробрала такая усталость, какую он ни разу не испытывал в шахтах у Казокваров. Фредер присел с братом и обнял его.
— Я тебя спас… Я спас тебя, — лишь это вырвалось у Тобиана.
Голова упала на плечо Фредеру. Невольно вспомнились слова из какого-то сказа про храброго воина: когда видишь перед глазами смерть — начинаешь сильнее ценить свою жизнь. Вот только своя жизнь оставалась для Тобиана такой же обыденной, незаурядной, он чувствовал лишь, что без брата не прожил бы и дня. Фредер — именно тот человек, ради которого можно променять всё: и жизнь, и честь, и свободу. Он давно умер, и сколько людей не проходило мимо Тобиана, Исали и Бонтина, только Фредер оставался родным человеком и родственной душой.
Отдых братьев нарушил грохот. Они вздрогнули, сейчас только стало ясно — битва во дворце затихла. Однако чьи-то одиночные шаги быстро приближались к двери. Тобиан подскочил и загородил уже по привычке Фредера. Дверь стукнула… и вбежал рыжеволосый солдат.
— Ваше Высочество, я вас спасу! — отчаянно закричал он и направил револьвер на стонущего повстанца.
— Не нужно его спасать. Дело сделано, — усмехнулся Тобиан и облегчённо вздохнул.
Юный солдат остановился, услышав голос принца Фредера. И заморгал. Говорит же не Фредер… Это лицо! Не привыкать солдатам, охраняющих первых людей Зенрута, видеть несколько одинаковых лиц одновременно. Но два Фредера… Два защищающих себя Фредера, для которых нет значения, кто телохранитель, а кто принц…
— Принц Тобиан?
— Перевяжи ему раны, — распорядился Фредер, не отвечая на вопрос.
Солдат разорвал на себе одежду и склонился над Тобианом. Его лицо было полно удивления, но он предпочитал молчать.
— Кажется, битва закончилась? — задумчиво спросил кронпринц.
— Да, Ваше Высочество! Мы отбили дворец! — восторженно закричал солдат. — Как мы переживали за вас! Из-за мятежников не удавалось пробиться к залу. Слава богам, вы живы! И… ваш брат тоже.
Раны быстро перевязали. Солдат отметил, что они не так уж страшны и глубоки. Целители управятся с ними быстро, даже шрамов не останется. Тем временем повстанец застонал.
— Ваши Высочества, давайте посмотрим на лицо этого урода! — предложил солдат с азартом. — Кто скрывается под маской?
Повстанец вдруг замотал головой, завизжал и пополз назад. Он даже попытался подняться на ноги, но солдат пинком его уложил обратно на пол. Взял поверженного за шею и стянул чёрную маску.
Солдат закричал в смятении:
— Капитан Дориан Рэжак?
— Вы его знаете? Кто это такой? — подошёл к повстанцу поближе Тобиан.
— И я его знаю, — задумчиво ответил Фредер. — Дориан Рэжак — главный телохранитель Кэувса Пината.
Комментарий к Глава 18. Братья
(*) Почему я отчаянно хочу написать фанин Шпинат?
(Бета: о боже xD)
========== Глава 19. Повстанцы не должны сдаваться ==========
Беспокойное предчувствие заскреблось под горлом. Элеонора, возвращаясь из мира любви в действительность, лишь разобрала одно слово от мчащегося Бонтина: «мятеж», и поняла, что-то стряслось. Этот парень, точно её сестра, притягивает беды. Но, в отличие от Нулефер, Бонтин умело изворачивается и выплёскивает их на других.
— Эван, бежим! — закричала она.
— А? Что? — похлопал ушами Казоквар-младший, смотря в сторону, куда полетел Бонтин. Увидев, бегущие ноги Элеоноры, он дёрнулся за ней в дом.
Имение поглотили тяжкие крики, оханья и беготня. Из углов выглядывали маленькие головки детишек, матери быстро толкали отпрысков в комнаты и не давали протиснуться дальше парадной лестницы. Какой-то восторг вперемешку со страхом скользил на губах рабов, показалось Элеоноре. По подглядывающим и подслушивающим людям она сообразила, это ужасное в покоях Нормута и Фалиты. Ворваться в комнату сразу не удалось, незнакомый тучный мужчина с приколотым знаком проходящего на рубашке не пропускал посторонних вовнутрь.
— Я своя! Своя. Друг семьи я, — взвизгнула Элеонора и вбежала.
Увиденное ошеломило её. На полу лежал Дрис. Он выл так сильно и отчаянно, как орут мёртвые души в пасти всевышних псов, лицо побелело, глаза чуть ли не вылетали из глазниц. Над всем, что ниже живота, склонились четыре человека в белых платьях с жёлтыми полосами, кои символизировали магию исцеления, и пытались затянуть раны. Рядом с сыном валялся изнеможённый Нормут, не выпуская из руки бутылочку с зельем перемещения.
— Что произошло? — изумилась Элеонора.
— Я тута, — её за спину схватил прибежавший следом Эван. — Нужна моя помощь?
Эван оттолкнул свою девушку и приблизился к целителям. Он увидел племянника, и волосы встали дыбом. Эван издал слабый писк, его руки и ноги начали лихорадочно трястись.
— Боги! Боги! О Боже мой! Мамочка родная! Спасите меня! — завыл Эван. — Спасите! Я не могу это видеть… Дрис, кровь… А-а-а!
Его заколотило, как припадочного, он бросился к балкону, приник к поручням и стал рывками хватать воздух, боясь повернуть голову к племяннику.
Элеонору тоже трясло. Она увидела то, чего ужасался каждый хозяин, — месть раба. Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула, а затем попыталась рассмотреть картину. Дриса буквально залатывали целители. Один останавливал кровь, второй сплетал разорванные ткани, третий уменьшал боль, которая пронзила тело юноши похлеще десятка ошейников, четвёртый ещё над чем-то трудился.
— Так… так, — в успокаивающем жесте развела она руки и заметила троих перепуганных до смерти детей, прячущихся за спину Фалиты. — Что это такое? Немедленно увидите детей! — закричала Элеонора. — Этого не хватало! Их неокрепший разум калечить!
Она взяла Алекрипа на руки, Азадер за руку и небольными пинками вытолкнула Ромилу за дверь, а потом передала ей брата и сестру.
— Что со здоровьем Дриса? — обратилась Элеонора к тучному мужчине. Проходящий, как подумала, взглянув на бледно-серый ромб на его груди.
Элеонора не стала расспрашивать Фалиту, женщине нужны силы, чтобы утешить своих детей, не стала задавать проходящему тот же вопрос: «что произошло?», это и так ясно, копанием в восстании Бонтина исцеления не добиться. Она спросила только про здоровье, надеясь на лучшее.
— Всё плохо, не могу обещать, что ему спасут жизнь, — ответил проходящий.
— Мерзавец Бонтин! Вот мерзавец! — заквакала Фалита, утирая слёзы.
— А чего вы от него ждали, унижая и избивая? — вздохнула Элеонора. — Порадуйтесь, что других ваших детей не тронул, фанеса.
Со стены раздался какой-то шум. Элеонора вздрогнула, она забыла о висящем там стекле, показалось, что стреляют в неё. Она задрожала снова, когда повернулась на стекло. Бонтин кричал не только о себе, конорские улицы тонут в мятеже. Хоть голова была заполнена мыслями о Дрисе, Элеонора скрипнула зубами. Восстание идёт против королевы и её приближённых, а значит… значит, и против семьи Свалоу. Против Казокваров, в лоно которых она поклялась влиться. Вот твари!
— Мы не справимся одни, — вдруг от Дриса оторвалась целительница. — Рана чудовищна, всё разорвано. Мы остановили кровь, но нужны ещё руки, чтобы затянуть ткани и… — она надолго замолчала и затем понуро сказала, — и попытаться восстановить органы.
— Дриса необходимо перенести в больницу, — вставил слово проходящий. — Там больше умелых рук. Больной не дотерпит, пока мы будем всех их собирать там и перемещать сюда.