Над головами несчастных парили воздуховики, держа потоками воздуха манаровских и маговских соратников, на земле своих укрывали магическими щитами огневики.
Урсула слышала крики сгораемых заживо людей. Они напомнили ей рассказы старого священника в местном храме о загробном наказании Создателей, про муки грешников, которых сжирают Псы с жестокостью, не уступающей огню. «Интересно получается, обыкновенные люди могут сильнее богов карать своих врагов. Чем же надо заслужить эдакий подарок? — усмехнулась с горечью Урсула. — Мда уж, посягнуть на придуманное самими людьми государство, которое хм… и потрогать нельзя». Висок пульсировал от раздражающей жалости. Раздражающей, подошедшей так не во время, с укоряющими словами: «Они же люди».
— Остужайте! — скомандовала Урсула.
В живые факелы полетели тоны воды из реки. Вода — лучший спаситель от огня. Но когда в умирающее, почти бездыханное тело, ударяет волна размером с него, может ли человек говорить: «Благодарю»?
«Хоть бы меня никто из знакомых не увидел», — вспыхнула, оглядываясь, Урсула. Смешно полагать, что важные для внутреннего авторитета люди ничего не узнают. Уже сегодня по стеклу и в газетах будут кричать о женщине, остановившей восстание. Но ведь хочется опустить стыдливые глаза в землю сейчас. А что случится потом… Потом и подумаю, тряслось в груди.
— Урсула… Урсула Фарар.
Джексон Марион, старый добрый одноклассник вылез словно из-под земли. На Урсулу смотрели два печальных прищуренных глаза. Скромная, надо же! — ссутуленная походка, торчащий из штанов угол пиджака и прерывистое дыхание — можно подумать, что Джексона на площадь переместил проходящий. Но видно же, он бежал! Он был поблизости. У Урсулы мерзко скрутило живот. Вот так встреча.
Джексон спешил. Ещё не раздался первый чудовищный приказ, он поймал глазами в кровожадной толпе чернявые волосы одноклассницы. Прижавшись к балкону, он с ужасом разглядывал, как воюют маги под руководством милой сердцу подруги.
— Урсула, — повторил Джексон, — Урсула, — сказал он в четвёртый раз, будто бы имя как заклятье остановит волшебницу. — Что ты делаешь?
Они стояли в пяти метрах и молчали. За спиной Урсулы маг взмахнул рукой, чтобы поймать мятежника, но быстрый поворот урсулиной головы его остановил.
— Очищаю площадь от солдат Шенроха и Фона. Как тебе мой ответ? — глухо произнесла Урсула.
— Ты не ведаешь, что творишь, — вздохнул Джексон.
Он говорил как можно громче, яростнее, дабы показать этой возомнившей себя невесть кем женщине своё презрение. Но получилось как-то тихо, размякше, с сочувствием.
— Это ты не ведаешь, Джек, — рычанием отозвалась Урсула. — Я защищаю дорогие для меня вещи. А вот ты за что сражаешься? Джек, — повысила она голос, — твои идеалы о справедливом и равном государстве никому не нужны. Хочешь установить свободу и равенство? Так это всё рухнет на следующий день.
Джексон смотрел на одноклассницу с жалостливым снисхождением. Он не боялся её силы, армии, стоящей за её спиной. Страшное случилось — друг больше никогда не станет другом. Нужно как-то оставить её, спасти крохи выживших. Да, если тут буйствует Урсула, восстание закончено — и в других районах расправляются маги. Добрый Эйдин опоздал с приказом. Хоть бы подойти поближе, вытащить из кармана заточку и всадить в шею…
— Я знаю, что равенство невозможно, — мрачно сказал Джексон. — От природы мы все разные. Ум, сила, магия, способность переступать через людей — какое тут равенство? Но равноправие это другое. Урсула, ты же боролась за него с освободителями…
— Ну и что? — резко прервала его Урсула. — Было такое в моей жизни, не буду врать, но я стёрла мечты о всеобщем благе. Меня больше беспокоит другое благо — моё. А оно идёт вразрез с миллионом твоих зенрутчан. Полтора месяца назад ты был прав, у меня нет родины. Нет и не будет, я дорожу собственным успехом и благополучием. Джексон, у тебя ведь тоже есть то, что тебе дорого — малая родина Санпава, старики тётя и дядя, Живчик. Ты, глупец, ты теряешь их из-за смутного счастья других.
— Урсула, — хрипло спросил Джексон, осторожно шагая к ней, — Уилл, твой ученик, тебе не дорог? Ты разве не испытываешь отвращение к Огастусу?
Урсула усмехнулась.
— Уилл, да, мне дорог. Но он не мой сын. Понимаешь, не моё дитя! Моё дитя — это завод, это уважение всех магов, ваших манаров. И ты прямо сейчас зовёшь меня отречься от места под солнцем, о котором я мечтала со школьной скамьи? Если так, ты идиот, Джек.
Она сверкнула глазами. Шевельнула рукой, и верёвка из воды обвила тело Джексона. Вышел слабый вздох из её груди. Бородатый чёрт заставил вспомнить не самое приятное: её собственные пламенные речи о свободе, о высшем пути, рукопожатие двадцати пятилетнему Тимеру Каньете.
И первый поцелуй в шестнадцать лет, подаренный Джексону.
Она мотнула головой и швырнула одноклассника в руки соратников, у которых были приготовлены настоящие верёвки.
Под ногами, в канализации дребезжала вода, стремясь поглотить отряды за площадью. Весь город окутал хаос: дома с повстанцами уходили под землю, огонь заглатывал улицы, лёд замораживал мятежников.
***
Эйдин тяжело вздохнул и опрокинул голову на спинку стула, когда услышал из винамиатиса:
— Они атакуют! Атакуют! Маги начали… Раун, ты болван!
Редко его называют по имени, генерал хмыкнул. Звенели другие винамиатисы, он ловко швырнул их под стол и замер в блаженной спящей позе.
— Эйдин, — встряхнула его за руку Кейра, — мы проигрываем.
— Не-а, мы проиграли, — уточнил он и покрутил пальцем перед носом соратницы. — Пушками нам не отбиться, а маги, видно, мертвы либо скованы цепями.
Кейру поразил флегматичный тон генерала. Она заметила, как ясно он проговорил «мертвы», сказанное первее до позорного плена. Другие генералы яростно кричали Эйдина, связывались с командирами в городе. А Эйдин закрыл глаза.
— Господа, как вы считаете будет лучшее? Мы сдадимся и сохраним жизнь бойцам, что стерегут нашу ставку, либо попытаемся с честью встретить плен?
— Смываться нам нужно, и всё тут! — бахнул по столу полковник.
Эйдин кивнул ему — разрешаю. Сам продолжал сидеть, не шелохнувшись. Слышны, кажется, первые крики солдат. Его маги-телохранители начинают сдавать позиции.
— Полковник Тулепс, вы сбежите, как в Анзории? — презрительно спросила вдруг Кейра. — Испугался мальчишки с ножом. Пшик — прощай, родной полк!
Названный Тулепсом полковник вспыхнул краской. Эйдин устало вздохнул, ну вот, даже доблестно не посидеть последние минуты.
— Эйдин на ушко вам это, Брас, нашептал? — вскричал Тулепс. — А он вам рассказывал другое? Например, как Эйдин приказал магам земли стереть анзорскую деревушку, где укрывались два, всего лишь два, наших дезертира. Маг воспротивился приказу. Дескать, не могу — деревня огромная, а наша магия имеет ограничения. И вообще жалко невиновных сельчан. На что Эйдин засмеялся и пустил пулю нашему магу в лоб.
Эйдин мучительно сжал пальцы. Тулепс вспомнил не самый страшный случай, но, боги, почему так противно во рту?
— Если полковник Брас захочет, она покопается в архивах и найдёт детали ещё одного инцидента, где я командовал утоплением анзорского наушника. Что вы придрались ко мне? Думайте о своей судьбе.
Эйдин зажмурил глаза. Вжик! Бах! — доносилось из окна. Эх, в кого ты превратилась, манарская земля? Эйдин выглянул в окно и увидел вдалеке, впереди отряда королевских магов рослого мальчишку, окружённого водой. Телом взрослый мужчина, но лицом ребёнок. Наверное, это и есть тот раб-телохранитель, о котором говорили Марион и Даргин. Интересно, о чём он думает, несясь уничтожать людей?
В этот момент Уиллард думал совсем не о том, что представлял Эйдин. Не напортачили ли Нулефер и Люси в его комнате и шкафу, ища средства от снотворного? Не наследил ли Тобиан своими грязными ботинками? Приказ от хозяина дан, пусть и необычный, и его надо как всегда исполнить, не зацикливаясь на нём.
Первые лишние мысли появились, когда маг света и тьмы обрушил на территорию казармы кромешную ночь, и тут же раздались мольбы. То кричали мятежные маги, уносимые молниеносным вихрем в стену казармы. Воздуховики били их головами, дабы те не сопротивлялись, и бросали в плен своим.