Они засобирались. Нулефер была не похожа на себя. Распевала песни, пританцовывала, перед уходом подошла к маме, отцу и сестре и поцеловала их. Люси чувствовала, будто она поменялась с ней местами. Это она жила реальной жизнью, а Нулефер вечно пропадала в глубоких раздумьях, это она думала о семье, а Нулефер ощущала себя всегда чужой в доме Свалоу. Встреча с королевой мгновенно перевернула всю семью и, главное, Нулефер. Она сделала дочь и родителей дружнее, супругов отдалила друг от друга. И какие-то целители, океаны стали волновать сестру Элеоноры. Уиллард, к которому Нулефер тянуло как маньячку, отошёл на второй, а то и третий план.
По дороге Нулефер щебетала, не затыкаясь, о Тенкуни. Люси колотило от волнения, Нулефер небольно била её по плечу и приговаривала:
— Не трусь. Ты с волком сражалась. Ну давай в кафе зайдём, там ты успокоишься, сил наберёшься?
— Одна еда на уме, — присвистнула Люси.
— А что? Вот булочная под носом, хорошие пирожки на витрине. Выбирай любой, я угощаю. Только не с грибами, не люблю их, не понимаю.
— Эй, грибы вкусные! — воскликнула обиженно Люси. — Особенно жареные, как сразу соберёшь их. Ты разве никогда не ходила за грибами? У нас в Рыси их тьма!
***
Подойдя к заброшенному складу, девушки передёрнулись. Кругом царила сырость, нищета, двухэтажное здание стояло наклоненным набок. Сядет на крышу птица, и он перевернётся. Девушки оглянулись назад, нет ли за ними хвоста. Они не чувствовали слежки, но знали, можно ждать чего угодно. Половицы крыльца скрипнули, когда они поднялись. Вдруг послышался скрежет.
Переглянулись, набрали полную грудь воздуха и вошли. Перед входной дверью сидел молодой человек. Симпатичный, подтянутый, с романтичными глазами. Его внешность понравилась Нулефер, не сразу её взгляд упал на длинный нож, который точил этот человек.
— Кто вы? — спросил мужчина, не вставая, всего лишь направив на девушек нож.
Люси выступила вперёд.
— Я дочь Фьюи и Джины, друзей покойных Грэди и Линды Каньете. Я пришла узнать насчёт моих родителей.
Мужчина встал на ноги и подошёл к ней. Внимательно всмотрелся в лицо девушки, в надпись на её ошейнике, в руке он крутил нож.
— А это кто? — ножом он показал на Нулефер.
— Моя… приятельница, — встрепенулась Люси.
— Мне нужно знать её имя. Это не та ли Свалоу, что предала твоих родителей?
— Она самая, — вздохнула Нулефер.
Мужчина хмыкнул. Он посмотрел на неё, в романтических прекрасных глазах таилось хищное влечение. Но мужчина моргнул и улыбнулся. На щеках заиграли ямочки, хотя в них не видно было искренности и доброты.
— Ну что ж, проходите. Погоню, надеюсь, не привели? Я держу в руках личный нож Тимера, оружие натаскано на чужие горла.
Он показал девушкам слабо освещённую светом из окна дорогу в подвал. Всё напоминало прошлый визит к освободителям. Тогда им было по десять лет, тогда в их спину был направлен револьвер. Подвал был глубоким, но не таким как в Рыси. Вот и дверь, за ней слышны голоса. Мужчина остановился.
— Мы пришли. Не мечтайте увидеть былое величие освободителей. Наш отряд смятён на половину, Крылатое общество уничтожено. Осталась лишь часть неравнодушных людей. Проходите, девочки, познакомьтесь — Тимер и его команда.
В подвале горел слабый свет. Стояли пустые койки, стол, на котором лежала пресная еда. Пятнадцать человек бились в карты. Немытые, плохо пахнущие, с перевязанными головами. От таких прохожие шарахаются на улице, а матери переводят детей на другую сторону. Только один, бородатый мужчина тридцати лет, выглядел чистым и опрятным, но глаза его были пусты, как у покойника.
— Карл, ты кого привёл? — зажглась свеча, и в углу девушки увидели светловолосого мужчину.
— Дочь Фьюи и Джины и ту младшую Свалоу, — закрыл дверь Карл.
Мужчина, хромая, подошёл к девушкам. В его лице сидело нечто знакомое, из далёкого и ещё счастливого детства.
— Здравствуйте, Тимер, — проговорила Люси. — Вы узнаёте меня?
Тимер кивнул.
— Узнаю. Как же не узнать тебя, малышка, ты очень похожа на свою мать. И тебя, узнаю, великая предательница.
Свеча закоптила. Тимер, похрамывая, ходил вокруг Нулефер и Люси. Слышалось тяжёлое сопение его носа, скачущее в груди сердце. На руках была кровь, то ли его собственная от проснувшейся раны, то ли чужая… Тимер смотрел на гостей лютой злостью, но этой злостью оборачивался и к друзьям. Взгляд, прожжённый ненавистью, был у всех освободителей, прошедших жернова магов. Кроме бородатого мужчины, который с печалью смотрел на Нулефер. На одной из коек сидел человек с перевязанным лицом, в его походке было тоже что-то знакомое. Вроде бы на стекле он мелькал, но где и когда?
— Тимер, я хочу знать, что с моими отцом и матерью, — задыхаясь от волнения, воскликнула Люси.
— Хороший вопрос, — усмехнулся Тимер. — Вижу, ты даже не знаешь, что они натворили. Вот человек Джексон, не любит он правду! Три года Фьюи и Джина — свободные люди, живут в Хаше под чужими именами и нянчат тебе братишку. Хорошие они у тебя, но безголовые моралисты. Отказались от восстания, предпочли семейный уют.
Люси задрожала. Но не от страха или гнева, она не могла поверить собственными ушами в правду. «Живы, живы, свободны… Боги, вы существуете! Простите, что я усомнилась в вас!». Она схватила краешек платья и затряслась в безмолвном восторге.
— Они кинули восстание, но заявили, что приедут за тобой в первый же день победы. Хитрые проходимцы. Всё, дорогуша, мы проиграли. Твоим папочке и мамочке опасно носа показать дальше Хаша. Может быть, вот сейчас их ловят или пытают краснолицые соколы.
— Не говорите такое! — Нулефер заслонила Люси от Тимера. — Как не стыдно. Сами же семью потеряли…
Тимер щёлкнул языком и оскалил жёлтые зубы.
— И поэтому у меня не осталось добродетелей, которые бы сдерживали меня. Я сам себе хозяин. Творю, что хочу, и говорю, что знаю. Возникнет желание, и я расскажу Люси, как за задворках выбивают дурь у строптивых освободителей.
— Замолчите! — завизжала Нулефер. — Прекратите издеваться над Люси. Сами не знаете, что такое быть рабом, и смеётесь.
Тимер сузил брови.
— Не знаю? — прежде, чем он заговорил, из него вышел дикий рёв. — Хо-хо-хо! Позвольте я вам расскажу, как строптивых вешают за ноги на виселицу и ждут, пока те не станут молить о пощаде, а потом рубят верёвку, и они падают лицом в навоз. Ох, позвольте скажу про отрубленные конечности, про вырванные куски мяса кнутом. Люси, детка, ты и винамиатис, наверное, не познавала в своей жизни. Тряпки, игрушки, детские ползунки, заколки для волос — из этой дури состоит твоя жизнь, но не думай, что так живут все. Мы остановим это безобразие.
— Как? Вы проиграли, — скрипнула зубами Нулефер.
— По твоей вине. Не смотри на меня так, я знаю, что это вы разбудили Фарар и Уилла. Я много чего знаю, на свободе осталось масса моих людей. Мы проиграли битву, но не войну.
— Ты тоже на стороне государства? — вопрос прозвучал от бородатого мужчины. Он шагнул к Нулефер. Мужчина смотрел не на девушку, он изучал её руки, волосы, лицо и глаза. Он искал в ней что-то значимое, но что — Нулефер не могла понять.
— Идо, потом будешь выяснять семейные страсти. Не суйся, прошу. А вы, красавицы, подойдите ко мне.
Придерживаясь Карла, Тимер подошёл к стене, на которой висел покрытой плесенью ковёр, и снял его. В стене красовалась большая дыра. Она была заполнена ножами, карабинами, револьверами, динамитом и бочками с порохом.
— Вы собираетесь убивать людей? — воскликнула Нулефер.
— А то. Медленно и постепенно мы превратим общество в стадо перепуганных баранов. Людьми легко управлять. Нулефер, люди боятся не боли или смерти, они боятся страха. Звучит коряво, но вспомни любых рабов у жестоких хозяев. Их не надо бить, угрожать, стоит хозяину посмотреть им в глаза, и они трясутся. Если им сказать «я вас изобью до потери сознания, но вы больше не увидите своего хозяина», они на это согласятся. Лишь бы не вспоминать о страхе, не думать о нём. Боль — первоисточник, страх — неотъемлемое её порождение, преследующее до конца жизни. Свободные люди от рабов не отличаются, покажи им взорванные здания, погибших родственников, и они начнут трястись. Засыпать со страхом, просыпаться с ним. И мечтать о смерти. Они осознают ненависть и найдут врага — не нас, а королеву, что создала освободителей.