Геровальд хотел видеть сына. Хотел прижаться к худенькому телу мальчика и забыться от всего на свете от этой грешной земли. Он вошёл в покои сына, Сиджед лежал животом на ковре и играл в маленьких солдатиков. Двуххлетний мальчик напевал под нос шутливую песенку звонко, смеясь. Рядом сидела няня, молоденькая девушка Мариэлла, пожалуй, единственный человек, которого подпускал к себе малыш помимо отца. Она с улыбкой слушала песенки маленького короля и подавала ему игрушки, чтобы Сиджед не утруждался, не полз за ними.
Геровальд отпустил железную дверь, он думал, что стражник придержит её, но тот задумался, и дверь с грохот врезалась в стену. Задрожали хрустальные вазы, подскочила няня от страха, вздрогнул и сам Геровальд. Сиджед даже не шелохнулся, не повёл глазом, чтобы посмотреть — что за шум? Он его просто не слышал.
У Геровальда дрожали руки. Вот она — его победа, его мечта, которую он приближал к себе за протяжении всей жизни. Вот его награда за всесилье и власть. Мальчишка, зачатый в греховном браке, инвалид, которому предстоит принять за свои худенькие плечи через семнадцать лет страну. Встать на парализованные ноги и, не слыша друзей, врагов, подданных, править ими. Отец, мать, родной брат, двоюродная сестра и жена — больше нет никого, кто мог бы защитить Сиджеда от враждебного мира. Только он, Геровальд, уставший от жизни, проклятый всеми, кем можно.
Сиджед потянулся к сабельке и встретился глазами с отцом.
— Папа пришёл! Папа вернулся! Мой папа! — закричал малыш.
Геровальд подошёл к нему, присел и прижал ребёнка изо всех сил к груди. Тепло сына пронзило его тело, Сиджед жался к отцу, но Геровальду казалось, что он совершает очередной грех, позволяя этому беззащитному существу касаться себя.
— Ваше Регентство, вам нехорошо? — положила руку на плечо королю заботливая няня.
Геровальд поднял на улыбчивую девушку глаза, заметил красивую ямочку на её щеках и сказал:
— Знаешь, Мариэлла, когда в твоей казне все сокровища мира, когда ты можешь купить любое из чудес, не говоря уж о тысячах красавицах, вот тогда жизнь становится по-настоящему пустой и бессмысленной.
Сиджед взял отца за пушистый воротник мундира, засмеялся, наверное, он услышал его и громко крикнул:
— Папа, ты же у меня король. Ты всё можешь!
— Нет, — прошептал Геровальд. — Не всё.
— Папа, я не слышу! — закричал Сиджед. — Папа, повтори. Я не слышу, папа!
По щекам Геровальда катились крупные солёные слёзы.
========== Глава 24. Тенкуни ==========
Не так представляла Нулефер своё первое путешествие в Тенкуни. Она искренне надеялась, что вся дорога до страны магов займёт минуту-две, однако мама даже не хотела рассматривать мысль, чтобы воспользоваться услугами проходящих.
— Ты понимаешь, сколько они возьмут за два перехода? За тебя и за меня! Нулефер, и не проси. Нет, я сказала. Платить две тысячи аулимов я не намерена и свои вещи бросать тоже. Я с ума сойду, пока буду дожидаться в порту целых три дня свой багаж. Его же там весь перепортят и разворуют без моего контроля.
Пришлось подчиниться маме и сесть на пассажирский корабль. Плаванье длилось недолго — три дня, но для Нулефер оно оказалось тяжёлым. У мага воды, выяснилось, морская болезнь. Нулефер качало, кружилась голова. Пока она привыкала к своей природной стихии, Ханна через винамиатисы вела переговоры с посольством Тенкуни. Как-никак её дочь не обычная путешественница, встретить их должны должным образом.
Ещё на корабле почувствовался тенкунский дух. Пассажиры были разнопёстрыми, много плыло манаров, но нельзя было не заметить в толпе истинных магов. Их выдавал горячий взгляд, которым они зажигали папироску, лёгкая рука, одним движением которой они подзывали по воздуху к себе тарталетку с клубникой, странное бурчание — несколько человек всю поездку носили на руках пауков и разговаривали с ними. Когда одна пассажирка чуть не наступила на ползущую букашку, эти люди едва не с кулаками набросились на неё и затолдычили что-то про душу каждой твари на земле. Один мужчина решил сэкономить на билете и ничего умнее не нашел, как превратиться в семилетнюю девочку, он выдал себя за племянницу своего приятеля и потратил бы так половину суммы билета, но изысканная брань выдала его.
Несмотря на своё плачевное состояние, Нулефер почти не сидела в каюте, она юлила возле магов, поддерживала с ними разговоры, хотя это было нелегко — язык она знала небезупречно. Однако не теряла попыток познать его в совершенстве и, чуть что, бежала за помощью к Ханне, которая владела им в идеале. Тема для разговора была ещё какой! В Тенкуни накануне прошли выборы трёх новых старейшин. С Дирито прошёл какой-то экономист, о котором Нулефер ничего не слышала, с Синистре основатель тенкунской железной дороги, с острова Тенкуни выбрали юного сына прошлых старейшин Твереев. По словам пассажиров, эта семейка до конца века не вылезет с совета.
В порту Намириана вместо буревестников и чаек корабль встречал какой-то юноша. Высокий цилиндр, длинный сюртук, букет роз в руке, он летел впереди птиц, завис над судном, всмотрелся в пассажиров и опустился перед миленькой девушкой. Нулефер и Ханна готовились к тому, что придётся ждать, пока матросы спустят трап, но всё заняло считанные секунды: капитан отдал приказ, матрос подошёл к бочке с землёй, взмахнул рукой, и земля сама вылетела к борту, выставилась диагональю и затвердела, превратившись в хорошую опрятную дорожку, как в парке, только что трава на ней не росла.
— Мама, мы в Тенкуни! — восхищённо ахнула Нулефер, едва они сошли на берег. — Теперь я точно вижу разницу!
Как и в обычном порту вокруг пассажиров петляли торговцы и предлагали им по удивительно дорогой цене купить безделушки, раздавались радостные крики встречающих и провожающих, бегали туда-сюда матросы. Но было одно, что сразу бросилось Нулефер в глаза — это рабочие. Порт — такое место, где нельзя отдохнуть, где до глубокой ночи бурлит работа, слышны голоса. В Тенкуни людской шум шёл без беготни, без спешки. Бочки, тюки, грузы, чемоданы пассажиров переносили по воздуху и по воде; рабочие, взяв длинной лианой вьюща молоток, забивали ими гвозди, просто сидя на земле. Все силы природы маги подчинили и направили в работу. Не видно было надламывающих спину грузчиков, не слышно криков недовольных надсмотрщиков.
— Когда мы увидим такое в Зенруте, мама? — вздохнула Нулефер.
— Дочка, — ответила Ханна, — ты должна понимать, что в Зенруте невозможно избавиться от ручного труда. Маги не станут в чужой стране скоблить от грязи корабли за сущие бины, а никто не повысит плату за эту грязную работу специально для твоих магов. Пока манары не научатся магии или не изобретут чудесные приборы, то… — «будут и рабы» — хотела сказать Ханна, она поняла, что дочь имела ввиду, когда восхитилась умелостью магов, но Ханна ответила: — Останется ручной труд.
Она не стала касаться больной для Нулефер темы.
— Так, и где наши встречающие? — Ханна всмотрелась в толпу. — Сказали в посольстве, что нас встретят в порту.
— Свяжись с ними, — улыбнулась Нулефер.
— И потрачу весь день. Это мне надо будет связаться с папой, он вытащит винамиатис с человеком из зенрутского посольства, тот в тенкунское… Не могу же я обменяться кровью с людьми из Тенкуни. Всё-таки связывающие голоса винамиатисы очень неудобны, а сколько с собой-то пришлось взять. Папин, элеонорин… Ты, кстати, взяла связывающий с Элеонорой?
— Ой, забыла! У меня с собой камни папы, Уилла, Урсулы и Бонтина, ну ты его знаешь, вестей у него всегда хватает. А Норы забыла. Ну ничего, через тебя буду с ней общаться, — так же безоблачно говорила Нулефер.
Но тут она дёрнулась, ей показалось, что, прислонившись к дереву, за ней наблюдает какой-то мужчина. Только стоило Нулефер посмотреть на него, как мужчина скрылся. Это мог быть простой любопытный, но неприятный осадок всё равно остался.
— Э-э… извините, ваша фамилия не Свалоу? — к матери и дочери робко подошёл молодой юноша. Он оглядывался по сторонам и от волнения подрыгивал коленом.