— Интересная вещица, — сказала культурно Ханна, не показывала разочарование, когда они покинули ателье. — Но мы в Зенруте не мучаемся, когда хотим себя изобразить.
— И карточки у нас цветные, — добавила Нулефер.
Она залезла в кошелёк, который был в дамской сумочке, и достала карточку их семьи. Карточка была сделана всего за пару секунд, Свалоу даже не пришлось напрягаться тогда. Их горничная лишь направила мысль на винамиатис, и семья из пяти человек, занятая игрой в мяч, запечатлелась на бумаге. В цвете и с радостью.
— Так всё впереди! — воскликнул Аахен. — Яблоко не сразу вырастает. Вы только подумайте, Нулефер, Ханна, сколько времени создаётся ваш винамиатис? Он может сделать только десять таких карточек, ну двадцать, если не ошибаюсь. А этим фотоаппаратом можно будет до бесконечности рисовать человека! Это называется наука! Я не люблю магию, раньше она была полезна, а теперь только тормозит страны и замораживает мозги людям. Вот увидите, придёт время, когда мы заживём приборами, которые создал человек, не магия! Стойте, я вру! Я люблю магию, её природа неизвестна пока ещё никому, и я всё время копаюсь в ней, пытаюсь разгадать. Действительно, что я тут ляпнул? Не люблю магию… Магия создана, чтобы изучать её, а я хотел бы стать учёным.
— В роли учёного вы смотрелись бы лучше, — слабо слышно прошептала Ханна, усмехнувшись.
— Так ты почти учёный? Что ты знаешь об Юрсане Хакене? О Йосеме Окровавленном? О Чёрном океане? — не сдержавшись, вскричала Нулефер. На её громкий крик обернулись прохожие, но Нулефер плевала на чужие взгляды, на свою взбалмошность. Последние дни она только и бредила историей Хакена, и простое упоминание постороннего человека о тайнах и загадках сразу же из реальной жизни возвратило её записи дневника.
— Я ещё не учёный. И научную область даже не выбрал… Мне всё в мире интересно! Не знаю, на чём остановиться. Про Хакена я могу рассказать, начиная с его младенческих лет, — ответил Аахен. — Великий был человек! Йосем тоже знаменитая и мощная личность, но со прибамбасами, он считал себя сыном вашего Неонилиаса. Про Чёрной океан тоже знаю много чего, но не уверен, что хоть одна из тысячи красивых легенд о нём правда. А почему тебя волнуют такие разные вещи? Вроде Хакен, океан и Йосем не связаны…
— Ну я нашла личный дневник Хакена… — в эту минуту Нулефер пожалела, что позволила отправить её вещи в гостиницу. В чемоданах с одеждой, в шкатулке под замком хранилась манящая тетрадь. Изредка она выпускала дневник из рук, он даже стал заветнее сероземельника Уилла. Решив, что затыкать себя было бесполезнее, тем более перед ним, человеком, который знает о Чёрном океане, по крайней мере, больше её самой, Нулефер живописно, подробно, чуть ли не повторяя каждое слово, пересказала дневник. Она пронзительно смотрела на Аахена, уж не считает он её ненормальной.
— Ничего подобного не слышал! — вскричал Аахен. — Да… да… я припоминаю, говорили, что Хакен хотел покорить океан, но попал в плен к пиратам. Но звери, превращающиеся в людей… Даже не знаю, что сказать. Но я заинтригован!
— У вас есть библиотеки, архивы, где бы я могла побольше разузнать насчёт путешествия Хакена? — кричала сильнее Нулефер.
— Могу хоть сейчас отвести тебя туда! — воскликнул Аахен и застыл.
Через дорогу в их сторону шли двое вооружённых мужчин в форме. Чёрный мундир с серой ленточкой, чёрная фуражка, белые штаны, сабля за поясом; один пальцами играл с маленьким огоньком.
— Бежим! — завопил Аахен и схватил Нулефер за руку. — Быстрее!
— А моя мама? — задыхаясь, побежала за ним Нулефер.
— Её не тронут! Они пришли за тобой и мной!
— Но это же полицейские!
— Это бдящие оруженосцы. Они созданы выполнять приказы сверху, и они не любят, когда их иностранцы сравнивают с полицейскими, это большое для них оскорбление, унижение их могущества.
Аахен бежал, сломя голову, таща за собой перепуганную Нулефер. Они выбежали на площадь, едва не попали под копыта лошадей. Аахен остановился. Ничего не разбирая перед собой, распахнул дверь кареты, толкнул вовнутрь Нулефер, сел сам и крикнул:
— Нам по пути! Трогайте!
— Аахен, ты не ошибся с каретой? — тихо промолвила Нулефер, ловя на себе удивлённые и печальные взгляды закутанных во всё чёрное людей.
На окнах висели тёмные занавески, всхлипывала женщина, перед Нулефер и Аахеном стоял гроб.
— Чёрт, это катафалк! — ругнулся Аахен. — Не разглядел, зрение у меня плохое.
— Я не поеду! Не поеду с покойником! Остановите карету! — завизжала Нулефер. — Аахен!
Юноша кивнул и, не раздумывая, снова схватил её за руку и выскочил из кареты. Аахен не позабыл правила этикета и перед прыжком крикнул скорбящим:
— Примите мои соболезнования!
Они выпрыгнули на полном ходу, даже не убедившись, что улица свободна. Но как на беду за площадью был рынок. Со всей скорости Нулефер и Аахен шлёпнулись в прилавок с овощами. Помидоры, свекла, толчённый перец мигом оказался на них, Аахен потерял очки и, пока их отчаянно пытался найти, поскользнулся и неудачно приземлился на ящики с картошкой. Но он не растерялся, отыскал Нулефер и снова побежал.
— Я вам всё восстановлю. Обещаю! — крикнул вслед обескураженным торговцам.
Грязные, измученные, напуганные, Нулефер и Аахен всё же достигли здания центральной библиотеки. Нулефер хотела проклинать своего сопровождающего, уж никакие похождения по мятежной Конории не могли сравниться с удираньем Аахена от бдящих. Она вспомнила о маме, но Ханна и все остальные не заставляли так тревожиться, как то, что может прямо сейчас она подтвердит свои догадки об абадонах. Вычистив грязь водой из ближайшего фонтана, они с Аахеном зашли в библиотеку. Тот повёл её сразу в старинный архив.
— Что вас интересует? — спросил библиотекарь.
— Мне нужно всё, что у вас есть об Юрсане Хакене, — не скрывая радости, ответила Нулефер. — Всё! Его биографию, воспоминания современников, его научные труды, работы, написанные другими людьми о нём. В общем, всё, где встречается имя Хакена. Книги, журналы, дневники, газеты, очерки… Всё!
— Просьба, собрать литературу, как можно быстрее, — настойчиво потребовал Аахен и отошёл с библиотекарем.
«Может, мне попросить выдать книги о Чёрном океане?» — подумала Нулефер. Однако наглеть она не хотела, да и тратить своё время на тысячи сказок тоже. Ещё в Конории она начиталась достаточно версий, и ни одна не была связана с абадонами. Через минуту Аахен вернулся и сказал, что придётся подождать. Маги вышли в коридор и сели возле окна. Из него открывался хороший вид на одну из площадей Намириана, на ту самую, где шёл спектакль искусств. Маги соревновались за звание самого красивого кудесника. Это было поистине захватывающее зрелище. В небо взмывали сотни ярких, как звёзды, огни, перекручивались, сражались друг с другом и взрывались салютом. Вот летит огненная стрела и, бац, её разрушает водный щит. Преграда из листьев лианы, и тем временем маги земли сооружают каменный дворец. Ни на минуту не затихало светопреставление, на крохотной площади воцарялась то ночь, и вылетали стаи летучих мышей, то день, и по гранитной плитке танцевали лошади. Шумное представление и библиотека — две противоположности, что ненавидят друг друга, но в Тенкуни они стояли в одном месте и ладили.
— Аахен, а какая у тебя магия? — весело спросила Нулефер.
— А ты угадай, — растянул он губы в улыбке.
«Наверное, хочет, чтобы я назвала его огневиком, — от Нулефер не ушло маленькая гордыня, что появилась на лице парня. Но на могущественного огневника Аахен не походил. На его скромное лицо сложно было подобрать магию, хотя Нулефер знала, что определять магию по внешности, это всё равно что давать человеку характер чисто из-за его ровного или кривого носа. — Ну, как ты смотришь на меня пронзительно, будто что-то впитываешь, я бы назвала тебя мыслечтец.
— Мысли я могу читать, — засмеялся Аахен.
— Хорошо, отгадай теперь ты, какое слово я задумала, — бросила вызов Нулефер. Над словом она долго не думала, взглянула окно, увидела птицевещателя с соколом и загадала эту птицу.